Формула преступления - читать онлайн книгу. Автор: Антон Чижъ cтр.№ 49

— О-о-ох, — раздался краткий, но жалобный стон.

Пока хозяин пребывал в глубоком нокауте, страшный гость внимательно осмотрел квартиру. Берлога художника не сильно отличалась от жилища Гайдова. Такое же окно, минимум мебели, чудовищный беспорядок из предметов живописи и прочего хлама. Только на станке-мольберте стояла картина из морской жизни.

— Вот что, господин Софрониди, мне ваши печали утешать недосуг. Рассказывайте, как убили Гайдова и похитили картину. На этом закончим…

— Нет… — отчетливо произнес Коля.

— Я почти все знаю. Хотите, расскажу? Утром рано постучали к Макару. Наверно, он просил накануне его разбудить. Зашли, увидели шедевр, потеряли дар речи, прямо как сейчас, поняли, что не сможете жить рядом с гением, поэтому гений должен умереть. Схватили тяжелое, ударили по затылку и картину в охапку. На лестнице вспомнили, что дверь надо запереть. Ключ знали, где лежит. Так ведь?

— Да… — ответили ему с пола.

Не совсем такого ожидал Родион. И логика тоже. Она — в особенности. Но делать нечего. Надо добираться до сердцевины.

— Куда дели картину?

— Не было картины… — вполне осмысленно ответил Коля. — Мольберт был. А картины не было.

— Зачем вино принесли, да еще и бокалы?

— Какое вино с утра, чай разве… Не мое…

— Зачем же Макара убили? Он же ваш друг…

— Не убивал, разве можно… Это грех, я верующий…

— А что ж тогда согласился! — погорячился чиновник полиции.

— Я — нет. Я ключ знаю, где лежит. Это — да… А то — нет…

Умеет ли ругаться логика последними словами, нам неизвестно. Но Родион готов был разразиться отборным лексиконом, которого набрался в участке. И только на свою голову. Это надо же так не понять человека! Позор, честное слово. Еще сыщик называется. Ну ладно, проехали…

— Во сколько к Гайдову стучали? — сдержанно спросил Ванзаров.

— После восьми, может, четверть девятого… Макар из-за двери говорит: «Иди, Коля, догоню тебя». Я пошел, зачем человеку мешать. Подождал его в Обществе, обратно пошел. Прихожу, стучу — тихо. Меня соблазн взял, грех это, но ничего не поделать. Макар все дразнил, говорил: ему сюжет отменный подсказали, а какой именно — скрывал. Извел всего. А тут случай подворачивается. Вытащил ключ, захожу… а он лежит. Так испугался, что не помню, как дверь закрыл. Убежал, в трактире сидел, не знаю, как людям в глаза смотреть…

— Зашел и сразу понял, что Макар мертв. Не каждый криминалист на это способен.

— Так ведь кровищи сколько натекло…

— До которого часа вас не было?

— Обернулся быстро, с полчаса, наверно.

— На обратном пути встретили друзей?

— Конечно, всем же рано сказали прибыть. Илюшку и Ольгерда…

— Где на них наткнулись?

— На Большой Морской.

— А на лестнице?

— Никого не было…

Ванзаров выставил ладонь:

— Прошу ключ.

Поднявшись, словно мост над рекой, Коля пошарил над вешалкой и протянул полированную железку.

— Остаетесь под домашним арестом. Сидеть в квартире и не делать глупостей. Дом находится под наблюдением филеров. Любая попытка к бегству закончится арестом. Если делать нечего — приберитесь в квартире. Все-таки музам служите, стыдно в таком художестве обитать. Еще художник называется…

Софрониди покорно сник.

Проверив, что дверь заперта, а Коля вздыхает и охает взаперти, Родион положил ключ на верх двери. Следовало выпустить из-под ресторанного ареста заклятых друзей и проверить их квартиры, но тут открылось искушение, не поддаться которому было выше сил. Чиновник Кушкин так спешил закончить дело о самоубийстве, что не опечатал жилище. Заходи кто хочешь. Если знаешь, как открыть.

Стараясь не скрипнуть, Родион проник в квартиру Макара. Тело увезли. Но дух остался. И беспорядок нетронутый. Хлам на полу, ворох черной ткани у короба-шкафа, склад холстов у стены. Обступая подсохшую лужу, он подобрался к столу и понюхал бокал. От бордовой жидкости несло бессарабской кислятиной. Сухарь яичницы и тот лучше благоухал.

Следовало что-то сделать. Вот только бы знать, что именно. Вскрыть пол? Простучать стены в поисках гигантского тайника? Разобрать потолок? Даже на чердак лезть бесполезно. К нему ведет шаткая лесенка, а люк такой узкий, что не каждый протиснется. Например, некоторым чиновникам полиции и пробовать не стоит.

Открыв окно, он выглянул наружу. До крыши достать невозможно, даже если встать на подоконник. А по бокам отвесная стена. Вокруг не нашлось и узкой ниши, чтобы картину поставить.

Стук каблуком по паркету доказал: под ним никаких пустот. Да и в одежном ящике только струганые доски. Как последнюю надежду, Родион перебрал склад подрамников. Начал с больших, перешел к средним и добросовестно изучил совсем маленькие. Наброски, начатые картины, эскизы к студенческим работам и небеленый холст. Все, что осталось от юного гения. Для истории живописи, быть может, пригодится, но для розыска — обычный мусор. Не лучше того, чем усыпан пол.

Поддев носком ботинка скрюченный гвоздик, он принялся расшвыривать сор, как опавшие листья. Шуршало похоже. Под этот шорох логика что-то пролепетала. Задумавшись, Родион не разобрал и переспросил у вредной дамы. Тогда логика повторила отчетливо и по слогам. Это было как откровение. Или прозрение. Как кому нравится. Так просто и понятно, что и спорить не о чем. Все наконец встало по своим местам, там, где и должно быть. Особенно завтра в полдень.

В родительском доме Ванзаров оказался ближе к полуночи. Вид имел слегка взбудораженный, словно выиграл на скачках миллион, а костюм — в пятнах необъяснимого происхождения. Во всяком случае, объяснить матушке, откуда заявился писаным красавцем, отказался. Его не стали бранить, а незаметно обнюхали на предмет водочных паров. Кроме ненормального блеска в глазах, улик загула не обнаружилось. Даже проницательная тетка Мария не смогла вынюхать. А уж она-то прошла школу двух мужей, любой женщине сто очков вперед даст.

Сияя, как начищенный пятак, Родион оценил ситуацию. Судя по грозовым тучам, среди которых вспыхивали отдаленные молнии, сестры перемывали косточки любимому сынку-племяннику, подыскивая достойную кару забывателю престарелых родственниц. У тетки желание дать хорошенькую взбучку подогревалось половиной графинчика наливки. Ее пустой половиной, разумеется.

Женский гнев дело такое — вспыхнет, как порох, и тухнет, стоит вовремя подуть. Но действовать надо решительно. Со всего размаха, бухнувшись на колени, Родион аккуратно рванул пиджак на груди и в лучших традициях провинциальных трагиков сообщил: он — негодяй и подлец, который не заслуживает прощения и снисхождения. Сбитые напором дамы не нашлись, что сказать. Не сбавляя оборотов, а ругая себя что есть сил, «пропащая головушка» и «неблагодарный отпрыск» готов был снести любое наказание, включая отказ от варенья. А чтобы наказать себя как следует, вот прямо сейчас сядет за полный стол и крошки не возьмет, хотя с утра ничего не ел.