– Ага! – воскликнул Павел.
– Именно, именно, Павел Васильевич, – закивал Юра, – именно ага…
– Так это было… – начал Забелин, но Егор вдруг перебил его:
– Погоди, Пабло. Слушайте, Юрий… второй, а вот что мне в голову пришло. Вы откуда нас по именам-отчествам знаете?
Юра-второй снисходительно усмехнулся.
– Георгий Сергеевич, вы забываете, что я как-никак…
И неопределенно пошевелил пальцами в воздухе.
– Джинн, – подсказал Аркадий.
– Нет, – Юра не обиделся, – берите выше: почти ангел, Аркадий Викторович. А джиннов мы, простите, не проходили, это нам не задавали.
– Ну, хорошо, хорошо, – вскинул руки Егор. – Здесь все понятно, разумеется. Я вообще-то о другом: меня занимает разница. Вы нас так церемонно величаете, а Юра-первый, наоборот, детскими кличками… Вот почему так?
И вновь ответом стала снисходительная улыбка.
– Чужая душа – потемки, даже когда ты с этой душой тет-а-тет. Но предположить могу
– Предположите, – согласился Княженцев.
– Предполагаю. Во-первых, Юра сам, хоть и блаженный… а может быть, наоборот, как раз в силу этого – обладал неким даром, только этот дар был у него бессистемный. Между прочим, обитая в его теле, я переживал интересные моменты: видел здешнее прошлое. Не всё, правда, но ключевые, так сказать, моменты.
Слушателей это заинтересовало.
– Ну-ка, ну-ка, – оживился Егор. – Подробнее!..
Подробнее странные видения представляли из себя следующее: совершенно внезапно, посреди дня Юра-первый, сидя где-нибудь в укромном месте – за огородами, на опушке леса, всё на той же пристани, – вдруг на пять-семь секунд земного времени впадал в транс, почти обморок. Один раз чуть не плюхнулся с мостков в реку. Но за это коротенькое время перед внутренним взором обоих Юр успевали пробегать яркие картинки, небольшие такие сюжеты. Как их воспринимал дурачок, неизвестно, а Юра-второй довольно скоро догадался, что он видит прошлые события…
– И Пацюка? – не утерпел спросить Аркадий.
– Видел, – кивнул Юра-второй.
Более того! Он видел, как Пацюк покинул этот мир. Как в кино – то осеннее ненастье на лесном склоне. Вот дольмен. Вот трое мужчин в засаде. Вот – будто ниоткуда! – коренастая фигура Пацюка. И – крик, бег, взрыв! И зарево.
– А те трое?.. – спросил Егор.
Тех троих взрывом опушило, объяснил Юра. Ну, а потом… понятно, что. Наверно, три человеческих скелета вместе с прочими останками людей и животных и поныне покоятся на дне Зираткуля. Конечно, если есть оно там, дно…
От этих зловещих слов на мгновенье все притихли. Но тут же любознательный Княженцев спросил: а видели ли оба Юры события шестьдесят второго года, восемьдесят четвертого?.. Юра-второй сказал, что видели, но также мельком. Куда пропали бойцы поисковых групп, дошли они вообще до дольмена или нет – этого, повторился Юра, он не знает.
Егору показалось, что Юра слегка запнулся, сказав о том, что не знает… но мало ли какие запинки в речи бывают. Егор не стал об этом думать.
– Зато, – Юра улыбнулся, – я чувствован, что выручка придет. Как именно? – не знаю, но уверенность была. А от меня, полагаю, и Юра-первый… Правда, до конца он всего так и не понял, просто не мог объять разумом, но что-то, безусловно, чувствовал. Искренне хотел помочь. И значит, подсознательно ждал выручки как раз от реки – что вот, мол, по реке. Приплывет кто-то, кто сможет наконец помочь…
Он прервался, задумался, улыбнулся как-то очень мягко.
– Ведь он действительно целыми днями пропадал на реке, там, на пристани. Сидел, смотрел в даль, вверх по течению.
– Так вы нас ждали? – Аркадий спросил это серьезно.
– Получается, что так, – столь же всерьез ответил Юра-2.
Егор хотел было уточнить, но Юра сам все сказал:
– Думаю, вы правы, Георгий Сергеевич. Видимо, должно было сложиться сразу же несколько факторов. Как в детских кубиках, знаете, – повернул один, сдвинул другой – бац – и совпала картинка. Вот и у нас так: чтобы пройти к дольмену, нужны мощь Юры-второго и святая простота Юры-первого… и, очевидно, некие ваши качества.
– Ясно! – грянул Павел. – Вот они, эти качества!
И протянул руку в сторону Аркадия.
Тот отвесил иронический полупоклон.
– Приятно слышать, – сказал он. – Но…
* * *
Они не успели узнать, что – «но». Вдруг зашумели грозно кроны сосен в высоте, сыпанул ворох хвои на берег и темную воду, где-то далеко вверху треснула сломавшаяся ветка.
Все вскочили.
– Что это?!
Побледнели лица, глаза сузило тревогой…
– А ну-ка, друзья мои… – пробормотал Юра-второй. – По-моему, засиделись мы тут, заболтались. Нехорошо это…
– Враг не дремлет… – в тон ему съехидничал Забелин.
– Точно. – Юра не увидел смешинки в словах Павла. – Давайте-ка…. Сейчас у нас один маршрут – туда! – ткнул пальцем в сторону дольмена.
Бежать к дольмену надо было по дуге, вокруг озера. А потом в гору – именно бежать, а не идти. Все, не сговариваясь, туда и рванули. Юра бежал первым, полинялая рубаха за спиной затрепетала, вмиг надулась ветром.
Люди бежали, огибая озеро, по траве, перепрыгивая через корни, спотыкаясь, тяжело дыша. Егор бежал третьим, за Юрой и Забелиным, перед ним маячила крепкая Пашкина спина с автоматом на ней. Мир сузился до них, до куртки и ружья, и Княженцев вдруг понял – даже нет, не понял, кожей ощутил! – опасность, враждебность всего вокруг, вот этого всего: зловеще поднявшегося ветра, зашумевших сосен, странной неподвижности черной, затхлой воды, – зла, словно бы сгустившегося здесь.
«Дураки! Интеллектуалы хреновы! Болтуны!..» – ругался про себя Княженцев. Вслух не решился – дыхание берёг.
Поляна была далеко, и бежать надо вверх, но все неслись, как лоси, – видно, успели почуять грозную силу, преследующую их. Никто не озирался, но казалось всем, будто нечто кружит рядом и приближается, его невидимый хищный оскал готов был вырваться их этой ставшей вдруг тонкой и слабой реальности.
– Живее!.. Ходу!
Кто это крикнул?.. Да бог знает! Как будто один общий вскрик пронесся над тайгой. Теперь уж не до тонкостей – только бы добежать!
Ветер завыл сильней, и с невероятной быстротой начало меняться небо: из-за вершин вырвались темные, густые тучи, они дымно клубились, будто бы хотели свалиться вниз, на землю, на людей, отчаянно карабкающихся в гору, и хлынул холод – с неба, как из погреба, точно вот-вот – и полетят, закружатся снежные хлопья.
Сколько прошло времени – неведомо, но не больше минуты, точно. А небо уже все скрылось в тучах, и они тянулись вниз, и темнело, темнело вокруг, и холод стал пронизывающим – изменилось само время, было лето, стала зима. Ну, не зима, так поздняя осень, хрен редьки не слаще!