А теперь – ходу, Волкодав, ходу!
Уже в конце коридора, сворачивая за угол, я столкнулся лицом к лицу с угрюмоглазым парнем, ширине плеч которого мог бы позавидовать любой тяжелоатлет.
По-моему, он просто растерялся от неожиданности – я появился перед ним как чертик из игрушечной шкатулки, – иначе мне бы пришлось несладко.
Не задумываясь, с ходу, я провел один из приемов айкидо – просто сбил его с ног выброшенной в сторону рукой, – и пока он пытался оклематься, лежа на ворсистой дорожке, ребром ладони погрузил парня в длительный и глубокий сон без сновидений.
Каюсь – в какое-то мгновение я уже намерился со зла отправить его к праотцам, но глубоко запрятанное чувство воинского товарищества все же превозмогло мои кровожадные намерения, и смертоносный удар пришелся на сантиметр левее нужной точки.
Что делать – он (как и я) был всего лишь исполнителем чужой, злой воли. И его вины в этом нет – служба есть служба.
До пожарной лестницы я добрался без приключений.
Она была ржавая до такой степени, что со стороны могло показаться, будто ее соорудили еще во времена царя Петра, а затем, откопав на вселенском мусорнике, кое-как прилепили к сверкающему столбу сравнительно новой гостиницы санатория.
Поэтому я не без опаски ступил на ее перекладины и со скоростью полудохлого краба начал спускаться во внутренний дворик здания, образованный крытым бассейном, рестораном и сетками корта.
Когда мое лицо обожгли брызги расколотой плитки, которой была облицована гостиница, я уже был на уровне второго этажа. Едва не выпустив из рук ржавую перекладину, я инстинктивно скрючился, будто это могло спасти меня от снайперской пули.
А что еще могло отколоть добрый кусок керамической пластины возле левого уха?
Но я не стал заниматься гаданием и ждать "толкователя" с более верным глазом. Изо всех сил оттолкнувшись от подозрительно заскрипевшей лестницы, я перемахнул через балкон одного из номеров второго этажа и прильнул к невысокому бетонному парапету с отчаянной надеждой, что он скрыл меня полностью от снайпера.
Следующая пуля, не заставившая себя долго ждать, с противным чмоканьем вонзилась в столешницу журнального столика в добрых двадцати сантиметрах выше моего бренного тела.
Живем! Значит, этот горе-стрелок засел где-то на крыше ресторана или, что более вероятно, среди ветвей столетнего раскидистого дерева неизвестной мне разновидности, заботливо сохраненного строителями санаторно-гостиничного комплекса во время проведения работ на этом объекте.
И я мог бы побиться об заклад, что гостиницу строили конечно же не наши орлы из какого нибудь СМУ – после них обычно оставалась свалка мусора, плавно переходящая в закаменевшую от бесчисленных отпечатков автомобильных шин пустыню.
Однако, моб твою ять, круто! И очень нетактично по отношению к товарищу по оружию.
Я не думаю, что снайперу было дано указание только ссадить меня на землю, он бил на поражение, а это освобождало меня от добровольно принятого обета, по возможности, щадить своих преследователей.
Ну ладно, хрен с вами, око за око, зуб за зуб…
Ждать дальнейшего развития событий мне было недосуг: перебравшись ползком через приоткрытую дверь в номер, я встал на четвереньки и как побитый пес почесал мимо кровати, где шла любовная баталия, похожая на шквал в Бермудском треугольнике.
Уже в дверях я встал на ноги и с обаятельной улыбкой сделал ручкой черноволосой загорелой ведьмочке, как раз в это время оседлавшей страстно мычавшего партнера, годившегося ей в папаши.
К моему дикому удивлению, она совершенно не испугалась, даже не удивилась, лишь подмигнула мне. Во дела!
О времена, о нравы…
Я бежал по лестнице на свой этаж. Мой номер – это было единственное место во всей гостинице, где теперь меня уже не ждали, не могли ждать. По крайней мере, я очень на это надеялся.
Я посмотрел на часы и только вздохнул с горечью – прошло уже около сорока минут после сеанса связи с Кончаком, а помощи что-то и близко не видать. Уж не оставил ли он меня на растерзание этим шакалам?
А что – пуля в лоб, и все концы в воду. Был Волкодав, да сплыл. Эпитафию на могилку, очередную награду – посмертно, и нечаянный казус с компьютером Главного управления, после чего мой файл будет размагничен.
И да рассеются твои земные скорби, братец Волкодав…
Нет! Я верил Кончаку.
Но даже если он и решил меня сдать, то мне моя жизнь все равно пока еще не надоела. Вот такая простая задачка с однозначным ответом – держи хвост трубой, Волкодав, и не писай кипятком.
Дверь номера даже не скрипнула, я проскользнул сквозь неширокую щель словно привидение – быстро и бесшумно, но едва мягко щелкнул замок за моей спиной, как я уже знал, что попался будто кур в ощип.
Медленно подняв глаза, я изобразил улыбку невинного младенца. И неторопливо поднял руки раскрытыми ладонями вперед.
Черный зрачок пистолетного ствола глядел на меня как бутылочное горлышко, где притаился готовый к смертоносному броску кровожадный джинн.
Киллер
Раны Сидора затягивались быстро. К счастью, ни один жизненно важный орган не был задет, пули прошли навылет, и довольный "сеньор Сидорио" только покрякивал, когда я менял повязки.
К врачу обратиться я не рискнул, но у Сидора была знакомая медсестра, которой мы наплели бог знает что, и она по мере своих возможностей пользовала этого неунывающего балагура.
Впрочем, как я уже знал, многочисленные и почти ежедневные разборки бандитов и рэкетиров со взрывами и стрельбой давно стали делом обыденным, привычным. И рядовые граждане с садистским любопытством расспрашивали знакомых и очевидцев о количестве жертв да кого в очередной раз "завалили".
Их теперь не шокировали и не пугали кровавые подробности дележа лакомых кусков городской собственности, они научились днем использовать страх как допинг, как наркотическое средство, одурманивающее мозги.
Но по вечерам, забившись в тесные клетушки совковских квартир и сгрудившись возле телеящиков, они с дрожью прислушивались к тому, что творилось за стенами домов, во дворах и скверах, на улицах и в подъездах, погруженных в чернильную тьму.
"Нора" Сидора, как он называл свое жилище, находилась на окраине города, в довоенной постройки трехэтажном доме, на втором этаже.
Вокруг, среди зелени тополей, стояли такие же старцы эпохи культа личности с облупившейся штукатуркой, подслеповатыми окнами и раковыми опухолями разномастных автогаражей, облепивших их со всех сторон.
Власти давно махнули рукой на этот неприкаянный район, и самострой здесь цвел буйным цветом. Между гаражами, сооруженными в основном из металлических листов, ютились крохотные огородики, нередко обнесенные колючей изгородью – то ли от бродячих собак, которых была пропасть, то ли от праздношатающихся бухариков – этих тоже хватало.