Обреченный убивать - читать онлайн книгу. Автор: Виталий Гладкий cтр.№ 50

– Но какие ловкачи, эти армейские! – между тем продолжал Тимофей Антонович. – Нужно их опыт взять на заметку.

– И что мне делать?

– Служить, парень. Работать. Пахать до седьмого пота. Не бесплатно. Ты станешь богатым человеком, а это, согласись, по нынешним меркам не так уж и мало. Богатство – это независимость от власть имущих и от толпы.

– Но мое лицо… Меня могут узнать.

– Ха! Какая наивность… Ты будешь под моей опекой, а значит, я все продумал. Все будет вэри гуд.

– Чем я должен заниматься?

– Я же тебе сказал – работать.

– А конкретней?

– Можно и конкретней. Ты будешь выполнять мои задания. Только мои, слышишь! Это большая честь. Специальные задания. Ты будешь заниматься тем, чем и раньше. Ликвидацией отступников, предателей, негодяев. Есть такие и среди нас, людей чести.

– Никогда! Нет, нет и еще раз нет!!!

– Не психуй, парень. Ты изменишь свое мнение, я верю. Поживи здесь месячишко, осмотрись, отдохни…

– Я уже спокоен. Но поверьте – я больше не могу… Я зарекся. Дал клятву!

– Ах, эти юношеские клятвы… Между прочим, чтобы вытянуть тебя из спецзоны, мне пришлось потратить кучу денег. Не наших, деревянных, а зелененьких – баксов. За эти деньги можно было купить все, что душа пожелает. И даже больше. Так что, как ни крути, а ты мой должник. Притом по-крупному.

– Не могу… Я не в состоянии… Лучше убейте меня…

– Это что-то новое… ха-ха-ха… Умереть три раза – до такого даже наши заслуженные и многократно орденоносные бумагомаратели не могли додуматься. Умирать два раза на глазах людей, поднаторевших в своем деле, а затем воскреснуть… восстать из пепла… сейчас помру от смеха… По-моему, тебе двух раз достаточно. Естественно, до той поры, пока старость не возьмет свое. Я просто не имею права уничтожить такой уникальный экземпляр человеческой породы. Извини, парень, твой вариант наших отношений не катит.

– Я хочу умереть – и точка. Мне нечем вам заплатить за свою свободу. Но убивать я больше не буду.

– Мне говорили про твою щепетильность… – Тимофей Антонович посуровел и зло блеснул глазами. – Даю тебе зарок, что будешь "вычислять" только козлищ поганых, зловредных. Такое дерьмо не грех зарыть поглубже, чтобы не воняло, воздух не портило нормальным людям.

– Нет. Это мое последнее слово.

– Сам упрямый и люблю таких. – Он поднялся из-за стола. – Еще раз повторюсь – я не ошибся в тебе. И, представь себе, был уверен, что наш разговор на этой стадии закончится именно так. Меня это радует – значит, мозги мои не совсем усохли. Ты любишь кино? Нет? Придется посмотреть. Для тебя это будет интересно. Очень интересно. Кстати, виски и впрямь отменное, а вот и стакан…

С этими словами Тимофей Антонович пробежал пальцами по кнопкам пульта и – исчез. Присмотревшись повнимательней, я понял куда: рядом с камином находилась дверь, замаскированная под старинное зеркало с рамой из красного дерева в причудливых резных завитушках.

Пока я рассматривал зеркальный антиквариат, на одной из стен (рядом с баром) сдвинулась панель и огромный экран японского "Панасоника" осветил кабинет приятным голубым светом. Замелькали размытые кадры – речка, лес, кусок неба, – а затем в кадре неправдоподобно резко, отчетливо и ярко нарисовался небольшой, сказочно красивый двухэтажный домик (или дача), к которому вела вымощенная желтым кирпичом дорожка.

Вдоль нее зеленел газон; виднелись клумбы, высокий дощатый забор, деревья – кажется, сосны и что-то лиственное, – а за забором, поодаль, высилась мачта телеантенны. Из стереодинамиков доносились шум весеннего леса с птичьим гамом, гул самолета и чьи-то далекие голоса.

Я в недоумении наблюдал, как из дома на лужайку выбежал мальчик двух-трех лет, пухлый, беленький карапуз с широко открытыми удивленными глазами; в них светилась бесконечная мудрость мира, еще не познанная его крепнущим умом, не замутненная реалиями бытия и не замусоренная наставлениями старших, больших любителей перекладывать свой нелегкий жизненный опыт на хрупкие плечи ребенка.

Затем появилась женщина, наверное, мать пацанчика – стройная, прямая, как былинка. Вначале в кадре показались ее ноги, затем бедра и – очень крупно – пышные слегка вьющиеся волосы; она склонилась над ребенком. Лицо ее я так и не успел заметить.

Но голос… Голос! Он пронзил меня с головы до ног электрическим разрядом неимоверной силы.

НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!!!

Я бросился к телевизору в безумной надежде как-то ускорить монотонный бег кадров, чтобы увидеть лицо женщины, но она по-прежнему ласкала мальчика, стоя к видеокамере спиной. И говорила…

ЭТОТ ГОЛОС!

Он являлся ко мне в снах, после чего, проснувшись, я впивался в подушку, чтобы не закричать, не забиться в истерике.

Он преследовал меня днем и ночью, но я не испытывал к нему неприятия, наоборот – он был нужен мне, как наркоману укол в вену. В последнее время голос слышался все реже и реже, был тихим, уставшим и каким-то потусторонним.

И я ее увидел.

Она стремительно обернулась и в испуге прижала кулачки к груди. А затем так же быстро схватила мальчика на руки и с такой силой прижала к себе, что он скривился от боли, намереваясь расплакаться.

Спохватившись, она что-то нежно прошептала ему на ухо и погладила по головке; малыш успокоился и с любопытством уставился прямо в объективы видеокамеры; туда же смотрела и она – не с боязнью, но настороженно и с бескомпромиссной решительностью матери, готовой пожертвовать жизнью для защиты своего ребенка от любой напасти.

Узнал. Я ее узнал! Она сильно изменилась – стала полней, я бы сказал – женственней; черты лица сделались строже, приобрели какую-то законченность и удивительное обаяние.

Она была просто красивой, и только незнакомая мне вертикальная черточка, перечеркнувшая высокий, чистый лоб, указывала на горькие думы, по-видимому не раз посещавшие ее в долгие часы и дни одиночества.

ЛЮБОВЬ МОЯ… ОЛЬГА, ОЛЬГУШКА… ВОТ И СВИДЕЛИСЬ…

И тут я почувствовал, что пол уплывает из-под ног. Тело сковала странная слабость, холодный пот оросил лоб, и под сердце вонзилась острая заноза.

Чувствуя, как сознание постепенно погружается в черный бездонный омут, я из последних сил рванулся к бару, схватил стакан, наполнил его виски и выпил до дна, не переводя духа. Вкуса спиртного я не почувствовал, словно это была вода.

– Эй, очнись! Ты как, в норме?

Лицо Тимофея Антоновича растворял колеблющийся туман. В его глазах светилось нездоровое любопытство вперемешку с искорками торжества.

Что ж, ты победил, Тиша… Я твой. С потрохами твой…

– Да…

– Отлично. Лимончик не хочешь? С сахаром.

– Нет.

– Лады. Так мы с тобой договорились?