– И мне тоже?
– Ты – совсем другое дело. Тебя я верю. Что касается "конторы", то я могу пойти с ними на контакт только тогда, когда у меня будут не пустые руки. Иначе они могут тормознуть меня до выяснения всех обстоятельств дела, и будешь передачи носить мне в СИЗО года два, потому как больше некому.
– Чем ты занимаешься, Стив? Только не говори, что оформлением документов на наследство! Я ведь не дурочка, я все вижу и понимаю.
– Хорошо, скажу. Теперь это уже не секрет. Я ищу то, что спрятал Зяма. Какую-то вещь, которая вдруг резко всем понадобилась и о которой я не имею ни малейшего представления. Он устроил мне отличную ловушку, куда я припрыгал как глупый воробей. Все считают, что я знаю, где лежит эта штуковина. Черт бы их побрал! А ты была права – Зяма действительно ничего не делал без задней мысли и никогда не упускал свою личную выгоду. Как я уже понял, он прислал мне подарочек с того света. Уж не знаю, как это у него получилось – вольно или невольно, по задумке или спонтанно – однако эффект вышел потрясающий. Не исключен вариант, что вскоре к нему могу присоединиться и я.
– Стив! Не говори глупости!
– Галюня, это не глупости, а констатация факта. Меня обложили со всех сторон – и бандиты, и менты, и "контора". Похоже, у них сейчас соревнование – кто быстрее добежит до финиша, чтобы получить мою голову в качестве приза. А я должен спрятаться за щитом, который где-то припрятал мой "благодетель" Зяма. Все, как в компьютерной игре. – Мне вдруг вспомнилась Илону. – Только нельзя перезагрузиться и начать ее сначала.
– Это ужасно, – прошептала Галюня, прижав кулаки к груди.
– Все верно, ничего хорошего… Так дураков и учат. Правильно говорится – не раскрывай роток на чужой кусок. А я губы раскатал… Ну ладно, что-нибудь да получится. У меня есть к тебе один вопрос…
Мы сидели возле круглого стола. Посреди него стояла бронзовая статуэтка, изображающая полуобнаженного человека, пытающегося укротить Пегаса. Наверное, это был мой коллега-неудачник по писательскому цеху, которого покинуло вдохновение.
Похоже, статуэтка была самой ценной вещью в квартире Ядвиги…
– Ты должна бы знать о скандале, связанном с матерью Чиблошкина. Ведь Блохины были вашими соседями и твои родители, конечно же, не раз обсуждали перипетии неприглядной истории с замужеством Зяминой мамаши.
– А тебе откуда об этом известно? – удивилась Галюня.
– Вспомнил. Где-то, что-то, когда-то слышал… Но все это как в тумане. Годы…
– Я тоже не все помню. Говорили, что у матери Зямы была большая любовь с каким-то студентоммедиком. Но он был из простой бедной семьи, а потому родители отдали ее за другого, богатого, то есть, за Мошкина-старшего, так как его отец служил в НКВД и хорошо нажился во время борьбы с "врагами народа" – разные там реквизиции, контрибуции…
– А что сталось с тем студентом?
– Рассказывали, что парень пытался покончить жизнь самоубийством, – порезал вены на руках – но его спасли. Он даже закончил мединститут.
– И где этот человек теперь?
– Откуда мне знать?
– Понятно…
История повторяется, подумал я с горечью. Старый Мошкин отбил невесту у одного бедолаги, а его сынок – у другого. Яблоко от яблони недалеко падает…
– Как ты думаешь, мать Зямы любила своего мужа?
– А полегче у тебя вопросов нет?
– Нет. И все-таки?
– Насколько я помню ее, она всегда была холодна как лед. Неважно с кем – с мужем, сыном, с пациентами, соседями… Такой человек.
– Или последствие психологической травмы, связанной с несчастным замужеством.
– Может быть. Тут тебе, как писателю, и карты в руки. Я никогда особо не интересовалась семьей Зямы.
Надеюсь, ты понимаешь, по какой причине.
– Еще бы… Партайгеноссе никого не пускали в свой ближний круг.
– А зачем тебе эти сведения?
– Не знаю. Пока иду на голой интуиции. Так говоришь, тот студент-медик хотел покончить жизнь самоубийством?
– Да.
– Практика суицида говорит, что сия напасть передается по наследству…
Я потер виски, стараясь сосредоточиться; внезапно возникшая идея была туманна и бесформенна.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Если это так, то почему Мошкин-старший до сих пор не залез в петлю? По идее, он должен был идти первым номером, а не Зяма.
– Скажешь такое… – фыркнула Галюня. – Жизнь – не индийское кино. И не детективный роман.
– Верно. Но только со знаком минус. В жизни, Галюня, бывают такие сюжеты, что куда там книжным.
Поверь профессионалу пера.
– И все равно я не пойму, куда ты клонишь.
– Мне и самому это неизвестно… – Рассмеявшись, я встал. – Я должен снять грим. А то, мне кажется, он немного смущает тебя.
– Как ты догадался? Действительно, я разговариваю с тобой словно с чужим незнакомым мужчиной.
– Оно и видно. У тебя глаза до сих пор испуганные. Чистое полотенце у твоей подруги найдется?
– Конечно. Минуту… – Галюня начала копаться в ящике платьевого шкафа. – Держи. Пока ты будешь мыться, я спущусь в свою квартиру. Проверю, что там и как. За двадцать минут управишься?
– Что ты, милая. Я старый солдат. Мне хватит и пяти.
– Тогда я вернусь через десять минут. Закрой входную дверь на засов.
Галюня ушла. Я быстро снял парик и отклеил усы, а затем залез под душ. К приходу Галюни я был как новая копейка.
– Ну как я тебе? – Я приосанился.
Галюня рассмеялась и ответила:
– С годами ты не меняешься. Задавака и дамский угодник.
– Спасибо на добром слове.
– Я тут пожевать тебе собрала. – Галюня поставила посреди стола сплетенную из лозы корзинку, содержимое которой было закрыто вышитой льняной салфеткой. – Ты, наверное, проголодался?
– У-у-у… – простонал я с вожделением. – Проголодался – это не то слово. Я готов съесть жареного быка, хотя и поужинал. Воздух родины и большая нервная нагрузка действуют на меня как аппетитные капли. У тебя там все спокойно?
– Да. Только Ядвига заскучала и немного буянит. Она как выпьет, без компании не может.
Спустя несколько минут я уже уписывал за обе щеки подогретые в микроволновке куриные окорочка с кетчупом, запивая еду виноградным соком домашнего приготовления. Оказывается, у Галюни была "фазенда" с виноградником и садом. Для души, как выразилась моя подружка.
Шел двенадцатый час ночи.
Глава 26
Я уехал от Галюни в половине первого. Мне нужно было торопиться. За время, которое я провел у Галюни, моя уверенность в том, что противостояние Джабраила и Чабри закончится победой последнего и что он не расколется, даже если за него примутся по-настоящему, здорово поколебалась.