– Не возражаю…
Мы сидели за крохотным столиком в летнем кафе под полотняным навесом, защищавшим от взбесившегося солнца. Год выдался засушливым, дожди уже третий месяц обходили город стороной, и запах плавившегося асфальта доносился даже сюда, на берег изрядно обмелевшей реки, казалось уснувшей в летаргическом сне, настолько недвижимой и гладкой была зеленовато-коричневая поверхность воды.
Кроме нас в кафе находилась официантка, заторможенная девица с крутыми бедрами и печальными коровьими глазами, и взъерошенный бармен в насквозь пропотевшей белой рубашке с черной бабочкой, с маниакальным упрямством терзавший калькулятор.
Воздух был горячий, тяжелый и какой-то липкий, и лишь изредка от реки тянуло робкой прохладой, вносящей приятное разнообразие в наши с Кончаком посиделки.
– И в чем заключается проблема? – наконец не выдержал я несколько затянувшегося перерыва в разговоре.
– В нашей родной безалаберности, – зло отчеканил Кончак и продолжил уже совсем тихо, повинуясь больше привычке, нежели надобности, – подслушать нас было практически невозможно из-за целого комплекса контрмероприятий, предшествовавших нашей встрече в этом убогом кафе на окраине запущенного городского парка: – Ты знаешь, что в последнее время для работы по твоей специальности мы стали использовать и ликвидаторов с несколько… кгм… сомнительным прошлым…
– Деньги не пахнут, – философски заметил я, приканчивая очередную порцию коктейля. – По-моему, не имеет значения, кто платит. Для них это главное. А если учесть еще и нашу крышу, то "борзым" вместе с вашим покорным слугой Волкодавом остается только слюнки глотать – уж эти "посторонние" получают капусту по полной программе. Нам о таких бабках можно только мечтать.
– Ты упустил из виду оборотную сторону медали при работе с посторонними… – с садистской ухмылочкой подковырнул меня полковник.
– Путь их недолог, ибо он во мраке, – перефразировал я библейское изречение. – Так ведь "оборотная сторона медали" – само собой разумеющийся этап и в жизни ликвидаторов-профи на госслужбе. Только не говорите мне сейчас высоких слов о долге перед Отечеством, воинской дисциплине и прочая! Я давно уже не пользуюсь детскими слюнявчиками. Не знаю, как другие, а я не страдаю повышенной кровожадностью или огромной любовью к приключениям в стиле Джеймса Бонда. И уж если размениваю свою жизнь на презренный металл, то, представьте себе, хочу, чтобы цена была повыше. Это, если хотите, проявление эгоцентризма в самой извращенной форме, учитывая особенности моей профессии.
– В нашем спецподразделении только философов и не хватало, – раздраженно огрызнулся Кончак. – У меня сейчас нет времени для продолжения столь занимательного диспута, а потому давай опустим сей академический бред и займемся делом. Хотя бы из-за того, что твоя новая легенда еще сыра до омерзения и над ней нужно пахать и пахать.
– Я весь внимание. – Я больше не рискнул испытывать терпение шефа и принял соответствующий моменту глубокомысленный и серьезный вид.
– Около пяти лет назад отдел вербовки спецконтингента для работы по нашему профилю нашел весьма перспективного парня. Фамилия – Толоконник, оперативный псевдоним – Малыш. Вот копия заключения аналитиков: не пьет, не курит, в хорошей спортивной форме (бывший борец), психологически устойчив, честолюбив, стопроцентное зрение, отличный стрелок – во время прохождения службы неоднократно занимал в спортивных состязаниях призовые места. Он даже учился в Высшей школе МВД, пока оттуда его не попросили из-за повышенной любвеобильности…
– Бобик…
– Что? – не понял Кончак, отрывая от бумаг сухие воспаленные глаза.
– Я говорю – бобик. Так наши ребята называют выскочек. Я бы этого хмырька и на пушечный выстрел не подпустил к нашей работе.
– Ты у нас известный умник, – съязвил полковник. – Маг и толкователь вещих снов. Между прочим, отдел вербовки не зря харч переводит, смею тебе доложить. В чем ты убеждался неоднократно.
– Кто спорит, – не стал я обострять обстановку. – Но только осел может порекомендовать в наше подразделение человека с наполеоновскими замашками. Честолюбец в качестве ликвидатора – это прямой путь в могилу. Хорошо если только для него самого, а не с "прицепом". Такие люди не признают авторитетов и плюют на субординацию. Что из этого выходит, вы знаете лучше меня.
– М-да… в некотором роде ты прав, – неохотно согласился Кончак и снова уткнулся в бумаги. – Его пытались завербовать добровольно, но что-то там не склеилось…
– И парня подставили, – опять не удержался я подлить масла в огонь. – Спецы хреновы, пора бы уже изменить тактику. Чтобы потом не кусать себе локти.
Кончак посмотрел на меня своим змеиным взглядом, словно пытаясь загипнотизировать, похоже, начал было звереть, но передумал, только скрипнул зубами и втихомолку выматерился.
– Все, умолкаю, – поднял я руки, чтобы изобразить кающегося грешника.
– Ему дали восемь лет лишения свободы в колонии усиленного режима…
(Ни хрена себе! Интересно за что? Ну и ушлый народец собрался в отделе вербовки…)
– …Но туда он не попал, – закончил фразу полковник.
– Это как же? – поинтересовался я – исторический экскурс шефа меня заинтриговал.
– В перерыве между судебными заседаниями, когда до него дошло, что ему светит, он наконец дал согласие на сотрудничество. Чтобы не задействовать дополнительные силы и средства, что всегда, как тебе известно, чревато осложнениями из-за… м-м… трений между спецслужбами, ему организовали побег прямо из зала суда.
– Лихо! – восхитился я. – И все это дельце спроворил отдел вербовки?
– Естественно.
– Беру свои слова обратно. Оказывается, они еще не разучились работать по высшей категории.
– То-то… Ну а затем его пропустили через спецучебку и внедрили в мафиозные образования.
– Умыли руки, – констатировал я не без сарказма.
– Можно сказать и так, – жестко отрубил полковник. – Чересчур плотная опека с нашей стороны не осталась бы без внимания как милиции и службы безопасности, так и криминальных структур: у первых осведомителей, работающих на теневиков, пруд пруди, а у вторых немало подвизается отставных спецов из бывшего КГБ и прочая. Им платят большие деньги, и конечно же не за былые заслуги.
– Значит, этот бобик надежд не оправдал?
– Наоборот. По нашей наводке он отправил на тот свет около десятка воров в законе… и еще некоторых, но про то лучше ни тебе, ни мне не знать.
– И после этих "подвигов" Толоконник все еще жив? – Не скрою, я был поражен.
– Не то слово… Мать его!.. – от всей души выругался Кончак. – Ко всему прочему он еще и двух милиционеров грохнул, а затем, так сказать для полноты картины, дал себя схватить и очутился в СИЗО режимного корпуса одной сверхнадежной тюрьмы. А ведь я предупреждал кое-кого, что игра чересчур затянулась. Но у этих раздолбаев мякина в башке.