– Важное и срочное, – мрачно отрезал я, наконец, выбрав, как мне казалось, правильную линию поведения с таким редким экземпляром питерского пролетария.
– Ну? – ехидно ухмыльнулся мужичок.
Смейся, смейся, сейчас ты у меня живот надорвешь от приступа гражданской сознательности…
– Я сотрудник Федеральной службы безопасности, – схватив его за локоть, зашептал я ему на ухо. – Мне нужно немедленно покинуть больницу. Притом так, чтобы никто этого не знал. По нашим данным, вам можно доверять, потому я к вам и обратился.
Он был ошарашен. Я почти не сомневался, что в былые времена ему приходилось иметь дело с КГБ – трудно найти среди людей старшего поколения индивидуума, кому эта знаменитая контора не наступила бы на любимый мозоль.
А потому в моих словах он не нашел ни грамма лжи – наш народ, воспитанный в лучших социалистических традициях, временами бывает доверчив, как дитя малое.
Чего стоит, к примеру, выдвижение "народных избранников" (им самое место как раз в том заведении, где работал этот мужичок), когда "народные массы", веселясь и ликуя, вешают себе на шею еще одно ярмо в фальшивой демократической позолоте.
– Конечно… я завсегда… – пролепетал мужичок, глядя на меня, как мышь на удава.
– Я сяду в кузов. На проходной проверяют, кто в машине?
– Когда как…
– Проверки допускать нельзя. Не вызывающую подозрений причину выезда можно придумать?
– Раз плюнуть. Например, за запчастями. У нас два месяца назад механик уволился…
– Вот и ладушки. Поехали!
Я демонстративно переложил пистолет из-за пояса в карман куртки (отчего ковыряющийся где-то в глубине души нашего пролетария червь сомнения сразу отдал концы), и забрался внутрь "рафика".
Мужичок по-молодому запрыгнул на водительское место, и мы вырулили к воротам, где покуривал брюхатый Квазимодо, но с русской мордуленцией.
– Захарыч, ты куда? – пробасил он, шутя взяв под козырек.
– Ты же видишь, что без выездной бригады, – пробурчал мужичок. – В автомагазин, куда же еще. За запчастями. Мотор на ладан дышит.
– Да-а, счас дуриков поменьшало… – В щелку между занавесками я увидел, как урод показал свои желтые прокуренные зубы. – Гы-гы… Усе при деле. Фирмачами стали.
– Ага, – согласился Захарыч. – А остальных не принимают, потому что кормить нечем и лекарства разворовали.
– Брось. – Охранник довольно погладил брюхо. – Жратвы хватает.
– Ладно, выпускай, мне тут недосуг с тобой диспут проводить, – окрысился мужичок, и охранник поторопился нажать кнопку автоматического открывания ворот. – Тебе, морда рваная, и помои едой кажутся… – ворчал он, пока мы не выехали на дорогу.
Покрутив по городу еще с полчаса, я наконец выскочил в глухом проулке, просматривающемся насквозь.
Похоже, все-таки хвоста не было. Или я сумел от него оторваться. Приказав Захарычу даже под пыткой не признаваться, кого он возил, и торжественно, от имени государства, поблагодарив за оказанную услугу "при исполнении", я рванул в глубь квартала с намерением отыскать переговорный узел…
– Иван Тарасыча можно?
– Э-э-э…
Видимо, на другом конце провода кого-то заклинило.
– Ты что, приятель, оглох?! – рявкнул я от всей души.
– Э-э… Вы ошиблись…
– Да что вы говорите? Иван Тарасыч… он сам мне этот номер дал.
– Ошибка, гражданин.
Другое дело. Голос звучал уже тверже и уверенней.
Повторив набор того же номера, я вновь спросил:
– Иван Тарасыча можно?
– Он прогуливает пса.
– И когда вернется?
– Минут через десять – пятнадцать.
– Спасибо, я перезвоню через час.
Через десять – пятнадцать минут! Ура! Шеф на месте, и, судя по кодовым цифрам, я должен звонить немедленно по одному из заранее обусловленных номеров космической спецсвязи.
Я перешел в другую телефонную кабину, чтобы оставлять поменьше "электронных" следов, и быстро набрал нужные цифры.
– Наконец-то! – Удивительно, но в голосе Кончака звучали несвойственные ему радостные нотки. – Где ты находишься?
– В Питере… – Я лаконично рассказал ему о последних событиях, естественно, иносказательно, только нам понятным языком, и назвал зашифрованные адреса наших с Мухой "хавир".
– Есть Бог на этом свете… – Полковник облегченно вздохнул.
– Ему больше нечем заниматься, как нашими делами, – не выдержал я, чтобы не укусить благодушествующего Кончака.
– И то правда, – не стал он заниматься конфронтацией. – У нас мало времени, слушай.
– Весь внимание.
– В вагоне хотели "познакомиться" не с твоим товарищем, а с тобой.
– Что-о?!
– Кричать не нужно, я не глухой. То, что слышишь.
– Моб твою ять… Ни хрена себе…
– Остальное узнаешь от нашего общего друга. Он скоро будет в ваших краях. Будь здоров!
– До свидания, – машинально ответил я в трубку, бибикающую сигнал отбоя.
Вот так номер! Ехали по шерсть, да сами вернулись стрижеными…
Что там снова случилось в наших спецназовских долбаных верхах?! Опять, похоже, схлестнулись амбиции широкозадых звездополохов. Как в старой поговорке: паны дерутся, а у холопов чубы трещат. Что они не поделили?
О том, что по моему следу могли пойти мафиозные структуры, я даже не думал – не тот калибр. Так быстро и четко работают только спецслужбы. Не исключено, что с привлечением "посторонних", наподобие моего будущего клиента Малыша.
Пока мысли устраивали в голове консилиум, я чесал задворками в стоматологическую поликлинику – отметиться там я был просто обязан, на случай проверки, тем более в свете последних сообщений шефа.
Но теперь я уже ступал, как вышедший на охоту леопард: глаза подмечали малейшие изменения окружающей обстановки, уши ловили все доступные человеческому слуху звуки, а руки готовы были в мгновение ока отправить в преисподнюю любого, кто попытается стать на моем пути.
Я понимал, что вряд ли смогу разгадать намеки Кончака по телефону, и только приезд связника – "нашего общего друга", как сказал полковник, – развеет завесу вонючего дыма, витавшего над операцией "Брут".
Конечно, он прибудет в Питер не на днях, а скорее всего, через два-три часа военным самолетом. И наверное, не сам, а с целой бригадой поддержки. И теперь уж Муха точно никуда не спрыгнет, как после событий в вагоне, когда вмешался его величество Случай, и то только потому, что я перестраховался, отправив связника от себя подальше, чтобы не засветиться.
ГРУ – фирма солидная, два раза на одни и те же грабли наступает очень редко, если не сказать никогда.