Кишиневское направление - читать онлайн книгу. Автор: Виталий Гладкий cтр.№ 16

Ночью, когда движение в коридоре прекратилось, Татарчук, кусая губы от боли, надел брюки, потихоньку обулся – обмундирование лежало рядом, на стуле, но оружия не было. Немного пришлось повозиться с мундиром – когда старшина застегивал пуговицы, руки дрожали, пальцы были непослушными.

Одеваясь, он мысленно поблагодарил судьбу и свои привычки. Имея тайную склонность к фатовству, которой стыдился и тщательно скрывал от товарищей, старшина, готовясь в отпуск, купил по случаю на барахолке немецкое шелковое белье, и перед предстоящим отъездом впервые натянул его на себя. Это, видимо, и спасло его от разоблачения – отсутствию документов в горячке боя никто не придал значения. Такие вещи на войне случаются сплошь и рядом.

Но рано или поздно раненым офицером без документов должна была заинтересоваться контрразведка. Этого нельзя было допустить, и Татарчук решил уходить немедля, хотя и чувствовал себя отвратительно.

Старшина подошел к окну и, стараясь не шуметь, потянул на себя раму; она поддалась легко. Выглянул наружу и порадовался – палата находилась на первом этаже. Дернулся обратно, остановился возле койки соседа, судя по мундиру, капитана, прислушался. Тот спал, тяжело дыша.

Татарчук взял с тумбочки увесистую металлическую пепельницу, крепко сжал ее в руках, примерился… – и поставил обратно. Убить безоружного, раненого человека, пусть даже врага, старшина не смог.

Перевалившись через подоконник, Татарчук упал на землю и едва не закричал от боли, которая на миг помутила сознание. С силой прикусив зубами кисть руки, чтобы не выдать себя часовым, охранявшим госпиталь, ни единым звуком, он некоторое время лежал неподвижно, собираясь с силами и стараясь забыть о боли. Затем с трудом поднялся на ватные ноги и, осмотревшись, медленно побрел через скверик к невысокому забору…

Дальнейшие события старшина помнил смутно. Несколько раз он терял сознание, иногда даже полз; по спине бежали теплые струйки – видимо, разошлись швы на ране.

На улице Боролевского (гитлеровцы переправили раненого Татарчука в госпиталь, который находился в Засанье), в одной из подворотен, Татарчук надолго потерял сознание и очнулся уже утром от ожесточенной перестрелки. Четверо советских солдат, – судя по форме, пограничников – успешно отстреливаясь от немногочисленных фельджандармов, уходили к берегу Сана.

– Товарищи! Това… – Татарчук полз из подворотни наперерез пограничникам.

Один из них, заметив старшину, привычно вскинул трофейный автомат, но другой придержал его за руку:

– Постой, Никита! Он разговаривает по-русски.

– Ну и хрен с ним! – зло огрызнулся Никита. – Мало ли что он там трандит. Ты что не видишь – он в немецком мундире. Фриц, точно тебе говорю. Притворяется, сука. Счас я его…

– То-ва-ри-щи… Я свой… – Язык старшины ворочался с трудом.

Татарчук попытался подняться на ноги, но тут же со стоном уткнулся лицом в брусчатку.

– Э, да это старшина Татарчук! – радостно закричал пограничник в изодранной гимнастерке.

Он служил в комендантском взводе и хорошо знал старшину…

В тот же день Ивана Татарчука эвакуировали в тыл. Примерно через неделю ему пришлось взять в руки оружие – советские войска отступали, и тыл стал передовой. Ранение было неопасным, но долечиться старшина так и не успел.

Капрал Георге Виеру, невысокий худощавый парень двадцати трех лет, читал письмо из дому:

«…А еще сообщаю, что Мэриука уехала в Бухарест. Она вышла замуж за сына господина Догару. Ты должен помнить этого типа; он что-то себе сделал и стал прихрамывать на левую ногу, поэтому в армию его не взяли. Мэриука приходила перед отъездом попрощаться. Вспомнили тебя, поплакали. У них в семье большое несчастье, мы тебе уже писали, – на фронте погиб отец. А неделю назад младший брат Петре попал под немецкий грузовик, и теперь у него отнялись ноги. На этом писать заканчиваю, береги себя, Георге, когда стреляют, из окопа не высовывайся. Я молюсь за тебя каждый день, и мама тоже. Все мы целуем тебя. Твоя сестра Аглая. Тебе привет от Джэорджикэ и Летиции».

– Что раскис, Георге?

– А, это ты, Берческу…

Виеру подвинулся, освобождая место для товарища. Берческу закурил, мельком взглянул на письмо, которое Виеру все еще держал развернутым, и спросил:

– От Мэриуки?

– М-м… – промычал неопределенно Георге и спрятал письмо в карман.

– Закуришь? – Берческу протянул Георге помятую пачку дешевых сигарет.

– Давай…

Покурили, помолчали. Берческу искоса поглядывал на Виеру – тот был явно не в себе.

– Все, нет Мэриуки… – наконец выдавил из себя Георге.

И, поперхнувшись сигаретным дымом, закашлялся, как старый дед.

– Что, умерла?!

– Вышла замуж.

– Да ну?! За кого?

– Ну не за меня же!

Виеру вскочил на ноги, отшвырнул недокуренную сигарету и скрылся в блиндаже. Спустя пару минут за ним последовал и Берческу. Виеру лежал на нарах, закинув руки за голову, и о чем-то сосредоточенно размышлял.

– Кхм! – прокашлялся с порога Берческу.

Виеру посмотрел на него и отвернулся к стене.

– Георге… – голос Берческу слегка подрагивал. – Ты это… ну, в общем, не переживай. Война скоро закончится, ты молодой, найдешь себе другую. Девушек много, а парней после войны будет маловато. Для нас сейчас главное – выжить. А там… хоть трава не расти.

– Берческу! – Виеру резко поднялся, схватил товарища за рукав. – Давай уйдем! Домой.

– Ты что, Георге! – Берческу в ужасе замахал руками. – Поймают – пули не миновать! Здесь хоть есть надежда на солдатское счастье. А когда попадешь под военно-полевой суд, то и архангелы не помогут.

– Тогда я уйду сам! Ничего я уже не боюсь, Берческу. Не могу! Не хочу! Три года в окопах. Ради чего? Немцы нас хуже скотины держат. А свои? Вчера капитан Симонеску избил денщика до полусмерти только за то, что тот нечаянно прожег утюгом дыру на его бриджах. А тебе, а мне мало доставалось?

– Да оно-то так… – Берческу мрачно смотрел в пол. – Я тоже об этом думал…

– Ну а если думал, то в чем вопрос?

– Боюсь я, понимаешь, боюсь!

– Никогда не замечал, чтобы ты праздновал труса. Даже под Одессой, когда от нашей роты осталось всего ничего, человек пять, мы и тогда с тобой головы не потеряли. Что ж теперь так?

– Георге, немцам скоро капут. Русские бьют их в хвост и гриву. Нам всего лишь нужно набраться терпения и немного подождать. Зачем лезть на рожон? Жандармы как псы-ищейки по дорогам рыскают. А у нас сейчас не жизнь – малина. Пока прибудет пополнение (да и успеет ли оно прибыть?), мы можем преспокойно отъедаться и отсыпаться, забыв хоть на время про артобстрелы и беспощадные штыковые атаки «черных дьяволов» [24] .