— Черт, ну и видок у тебя. Этот брадобрей…
— Никому его не порекомендую, — ответил Харри. — Пошли, надо уйти со света.
Когда они оказались в темноте, Харри остановился.
— Пластырь привез?
— Вот он.
Пока Харри аккуратно заклеивал пластырем швы на шее и подбородке, Ханс Кристиан поглядывал на окутанные мраком виллы, стоящие на холме позади них.
— Расслабься, нас никто не может видеть, — сказал Харри, взял одну из двух лопат и зашагал вперед.
Ханс Кристиан быстро нагнал его, достал фонарик и включил.
— А вот теперь нас можно увидеть, — произнес Харри.
Ханс Кристиан выключил фонарик.
Они прошли по аллее героев войны мимо могил британских военных моряков и двинулись дальше по гравиевой дорожке. Харри подумал: неправда, что смерть стирает все различия. Надгробия на Западном кладбище были больше и чище, чем на кладбищах восточных районов. Камни скрипели под ногами при каждом их шаге, они шли все быстрее и быстрее, и в конце концов звук их шагов превратился в ровный гул.
Они остановились у цыганской могилы.
— Второй поворот налево, — прошептал Ханс Кристиан и попытался свериться с распечаткой карты при слабом свете луны.
Харри уставился в темноту в той стороне, откуда они пришли.
— Что-то не так? — прошептал Ханс Кристиан.
— Показалось, что я слышал шаги. Они замерли, когда мы остановились.
Харри поднял голову, как будто принюхиваясь.
— Эхо, — произнес он. — Пошли.
Спустя две минуты они остановились у скромного черного камня. Харри поднес фонарик к самому памятнику и только после этого включил его. Надпись была вырублена на камне и покрашена золотой краской:
Густо Ханссен
14.03.1991 — 12.07.2011
Покойся с миром
— Есть! — сухо прошептал Харри.
— Как мы… — начал было Ханс Кристиан, но замолчал, услышав, как лопата Харри вошла в мягкий грунт. Он подхватил свое орудие и ринулся копать.
Часы показывали половину четвертого, и луна скрылась за пеленой облаков, когда лопата Харри наткнулась на что-то твердое.
Через пятнадцать минут белый гроб был расчищен.
Каждый из них взял по отвертке и принялся отвинчивать крышку, закрепленную шестью винтами.
— Мы не откроем крышку, если оба будем стоять на ней, — сказал Харри. — Один из нас должен вылезти, чтобы второй смог ее открыть. Добровольцы есть?
Ханс Кристиан был уже на полпути наверх.
Харри поставил ногу в грунт рядом с гробом, уперся второй ногой в земляную стену и просунул руку под крышку. Потом поднял ее и по старой привычке стал дышать ртом. Еще до того как посмотреть вниз, он ощутил тепло, вырвавшееся из гроба. Он знал, что при гниении вырабатывается энергия, но вот от чего волосы у него на затылке встали дыбом, так это от звука. Шуршание личинок в мясе. Он коленом прислонил крышку к земляной стене и попросил:
— Посвети сюда.
Свет отражался от белых личинок, извивавшихся во рту и носу умершего и вокруг них. Веки провалились, потому что глазные яблоки были съедены первыми. Казалось, что запах — это не газ, а нечто жидкое или твердое.
Заставив себя не слушать, как рвет Ханса Кристиана, Харри включил свой анализатор: лицо трупа было темным, поэтому у него не было уверенности в том, что перед ним действительно труп Густо Ханссена, однако цвет волос и форма лица это подтверждали.
Но еще кое-что привлекло внимание Харри и лишило его дыхания.
У Густо было кровотечение.
На белом саване разрастались красные розы, розы крови, вытекающей из тела. Прошло секунды две, прежде чем Харри понял, что это его собственная кровь. Он схватился за горло. Почувствовал, как пальцы стали липкими от нее. Нитка разошлась.
— Дай твою футболку, — велел Харри.
— Что?
— Мне нужно сделать перевязку.
Харри услышал короткую песню застежки-молнии, и через несколько секунд в луче света к нему прилетела футболка. Он поймал ее и посмотрел на логотип. Студенческий клуб юрфака. Дурачок-идеалист. Харри обвязал шею футболкой, не задумываясь о том, принесет ли это пользу, ведь в данную минуту он больше ничего сделать не мог. А потом он склонился над Густо, взялся обеими руками за саван и разорвал его. Тело было темным, слегка вздувшимся, а из пулевого отверстия в груди выползали личинки.
Харри установил, что отверстия совпадают с полицейским протоколом.
— Давай ножницы.
— Ножницы?
— Маникюрные.
— О господи, — закашлялся Ханс Кристиан. — Забыл. Может, у меня в машине что-нибудь найдется, мне пойти?..
— Не надо, — сказал Харри, вынимая из кармана нож.
Он снял его с предохранителя и нажал на кнопку. Лезвие выскочило с огромной силой, так что рукоятка задрожала. Харри почувствовал, что оружие прекрасно сбалансировано.
— Я что-то слышу, — сказал Ханс Кристиан.
— Это песня группы «Slipknot», — ответил Харри. — «Pulse of the Maggots».
[43]
Он стал тихонько напевать.
— Да нет, черт! Кто-то идет!
— Поставь фонарь так, чтобы мне было светло, и иди, — сказал Харри, поднимая руки Густо и осматривая ногти на его правой руке.
— Но ты…
— Уходи, — сказал Харри. — Сейчас же.
Он услышал, как Ханс Кристиан убегает. Ноготь на среднем пальце Густо был короче остальных. Харри осмотрел указательный и безымянный. Тихо произнес:
— Я из похоронного бюро, мы устраняем недоделки.
А потом повернулся к молоденькому охраннику в форме, стоявшему на краю могилы и заглядывавшему вниз.
— Семья осталась не очень довольна маникюром.
— Вылезайте! — приказал охранник с едва заметной дрожью в голосе.
— С чего бы это? — удивился Харри.
Он вынул из кармана пиджака маленький пластиковый пакет, поместил его под безымянным пальцем трупа и начал осторожно резать. Нож скользил по ногтю, как будто резал масло. Удивительный инструмент.
— К несчастью для тебя, в твоей должностной инструкции сказано, что ты не можешь принимать никаких прямых мер против нарушителей.
Харри воспользовался острием ножа, чтобы выковырять сухие остатки крови из-под коротко остриженного ногтя.
— Если же ты нарушишь инструкцию, то тебя уволят, не примут в Полицейскую академию и не разрешат носить большие пистолеты и отстреливаться в целях самообороны.