Харри сделал вдох.
— Мы справлялись с таким раньше, справимся и сейчас, Ракель.
Он положил трубку. И вновь пришел к заключению, что стал прекрасным лжецом.
Женщина в окне на другой стороне двора лениво помахала ему тремя пальцами.
Харри провел по лицу рукой.
Теперь вопрос только в том, кто первым найдет Олега: он или они.
Думать.
Олега освободили вчера во второй половине дня где-то в Восточной Норвегии. Он наркоман, которому нужна «скрипка». Он отправится прямиком в Осло, на Плату, если только у него нет нычки. Он не может пойти на улицу Хаусманна: место преступления по-прежнему опечатано. Так где же ему переночевать, не имея ни денег, ни друзей? На улице Уртегата? Нет, Олег бы понял, что там его увидят и поползут слухи.
Олег мог быть только в одном месте.
Харри посмотрел на часы. Ему надо было попасть туда до того, как птичка улетит.
На стадионе «Валле Ховин» было так же безлюдно, как и в прошлый раз. Поворачивая за угол к раздевалкам, Харри сразу заметил, что одно из окон, выходящих на улицу, разбито. Он заглянул в него. Осколки стекла лежали внутри. Харри быстро пошел к двери и отпер ее имевшимся у него ключом. Открыл дверь раздевалки и вошел внутрь.
Ему показалось, что в него врезался товарняк.
Харри ловил ртом воздух, лежа на полу и борясь с тем, что на него навалилось. Это что-то было мокрым, вонючим и полным отчаяния. Харри крутился, пытаясь освободиться от захвата. Подавив рефлекторное желание ударить, он вместо этого схватил противника за руку, за ладонь, и заломил ее. Он встал на колени, выкручивая руку противника так, чтобы тот оказался прижат лицом к полу.
— Ой! Черт! Отпусти!
— Олег, это я, Харри!
Он отпустил руку, помог Олегу подняться и усадил его на скамейку.
Мальчик выглядел жалко. Бледный. Худой. С выпученными глазами. И пах он неопределенной смесью запахов зубного врача и экскрементов. Но он был чист.
— Я думал… — произнес Олег.
— Ты думал, что это они.
Олег уткнулся лицом в ладони.
— Пошли, — сказал Харри. — Мы уходим.
Они уселись на трибуне. Их окутывал бледный свет дня, отраженный от растрескавшейся бетонной поверхности стадиона. Харри вспоминал, сколько раз сидел здесь и смотрел, как бегает Олег, слушал звон полозьев коньков перед тем, как они врезались в лед, разглядывал отражение света прожекторов от поверхности льда, цвет которого варьировался от аквамаринового до молочно-белого.
Они сидели, прижавшись друг к другу, как будто на трибуне было тесно.
Какое-то время Харри слушал дыхание Олега, а потом начал говорить:
— Кто они, Олег? Ты должен доверять мне. Если я смог найти тебя, смогут и они.
— А как ты меня нашел?
— Это называется дедукцией.
— Я знаю, что это такое. Исключить невозможное и посмотреть, что осталось.
— Когда ты пришел сюда?
Олег пожал плечами:
— Вчера вечером, часов в девять.
— А почему ты не позвонил маме, когда тебя выпустили? Ты же знаешь, тебе смертельно опасно находиться сейчас на улице.
— Она бы просто увезла меня куда-нибудь и спрятала. Она или этот Нильс Кристиан.
— Ханс Кристиан. Они найдут тебя, ты же знаешь.
Олег посмотрел на свои руки.
— Я подумал, что ты приедешь в Осло раздобыть себе дозу, — сказал Харри, — но ты чист.
— Я уже больше недели чист.
— Почему?
Олег не ответил.
— Дело в ней? В Ирене?
Олег уставился вниз, на бетон, как будто тоже мог увидеть там себя. Услышать высокий звук толчка. Он медленно кивнул:
— Я единственный, кто пытается разыскать ее. У нее есть только я.
Харри ничего не сказал.
— Та шкатулка с драгоценностями, что я украл у мамы…
— Да?
— Я продал ее, чтобы купить наркоту. Только колечко оставил, которое ты ей купил.
— А его почему не продал?
Олег улыбнулся:
— Во-первых, оно не слишком дорогое.
— Что? — Харри изобразил ужас на лице. — Неужели меня обманули?
Олег засмеялся:
— Золотистое колечко с черной зазубринкой? Это покрытая патиной медь. С добавлением свинца для большего веса.
— Почему ты тогда просто не оставил эту бижутерию дома?
— Мама больше не носила его. И я хотел подарить его Ирене.
— Медь, свинец и золотая краска.
Олег пожал плечами:
— Мне это казалось правильным. Я помню, как радовалась мама, когда ты надел кольцо ей на палец.
— Что еще ты помнишь?
— Воскресенье. Площадь Весткантторге. Солнце не в зените, и мы утопаем в сухой осенней листве. Вы с мамой улыбаетесь и над чем-то смеетесь. А мне хочется взять тебя за руку. Но я уже не маленький мальчик. Ты купил колечко в лавке, где распродавали вещи умершего человека.
— И ты все это помнишь?
— Да. И я подумал, что если Ирена обрадуется хотя бы вполовину того, как радовалась мама…
— Она обрадовалась?
Олег посмотрел на Харри. Моргнул.
— Не помню. Мы были под кайфом, когда я ей его подарил.
Харри сглотнул.
— Она у него, — сказал Олег.
— У кого?
— У Дубая. Ирена у него. Он держит ее в заложниках, чтобы я не начал говорить.
Харри посмотрел на уныло склоненную голову Олега.
— Поэтому я ничего не сказал.
— Они что, угрожали расправиться с Иреной, если ты начнешь говорить?
— Этого не требуется. Они знают, что я не дурак. К тому же им надо и ей заткнуть рот. Она у них, Харри.
Харри поерзал на каменной скамейке. Вспомнил, что именно так они обычно сидели перед важными соревнованиями. Склонив головы, в молчании, вместе концентрируясь. Олег не хотел слушать советов. А у Харри их и не было. Но Олегу нравилось, когда они просто сидели вот так.
Харри кашлянул. Этот забег не для Олега.
— Если ты хочешь, чтобы у нас появился шанс спасти Ирену, ты должен помочь мне найти Дубая.
Олег посмотрел на Харри. Засунул руки под себя и пошевелил ногами. Как обычно. Потом он кивнул.
— Начни с убийства, — сказал Харри. — Не торопись.
Олег на несколько секунд закрыл глаза. Потом открыл.
— Я был под кайфом, только что всадил себе дозу «скрипки» на берегу реки, прямо за нашим домом на улице Хаусманна. Так было безопаснее, ведь когда я кололся в квартире, случалось, другие приходили в такое отчаяние, что набрасывались на меня, чтобы отобрать дозу, понимаешь?