— Наше дело другое, божеское; не гоже нам смертоубивством заниматься. А сегодня особливо: Иван-Постный
[170]
на календаре! Нож в руки брать нельзя, а ты вот что задумал с энтими греховодниками. Тут сиди!
— Так мало их! Перебьют ребят свищёвские нехристи, и обрат нам от них притеснения терпеть. А Бардадыма кончить — самое божеское дело, даже в такой день.
— Сиди где велю, заячья отрыжка! — прикрикнул Патермуфий. — Чем сможем, тем поможем; а кровь человечью лить моего согласия нет.
— Так то человечью… — огрызнулся Автоном и ушел, расстроенный. На бой поехали лишь четверо стрелков; им было не до Иоанна Предтечи…
В семь часов утра, когда туман на опушке леса начал рассеиваться, на дороге, ведущей к «губернаторскому дворцу», появился Имадин. В белой бурке и папахе, в парадной черкесске с газырями, тонкий и стройный, он не дошёл до ворот ста саженей — остановился и крикнул высоким юношеским голосом:
— Позовите Бардадыма! Скажите: Имадин говорить хочет!
Караульные на воротах посовещались, и один побежал во «дворец» с донесением. Чеченец, безоружный, остался ждать под нацеленными на него стволами.
Наши стрелки изготовились. Вскоре из всех домов повыскакивали свищёвские головорезы с ружьями и рассредоточились вдоль заплота. Кто-то выкликивал в щель наружный караул, снятый уже Алексеем; кто-то занял позицию напротив ворот; некоторые полезли на крышу «дворца».
— Где этот щенок? — послышался властный рык, и на крыльцо величественно вышел Свищёв в алом шлафроке с кистями. Он успел спуститься только на одну ступеньку: грохнул в утренней тишине первый выстрел, и пуля Буссиесты выбила ему всю гортань. «Губернатор Нерчинского района» слетел на землю, дёрнулся раз и затих.
И началось! Несколько бандитов от ворот сразу же начали стрелять по Имадину, но тот ловко выскочил из бурки, лёг пластом и накрылся ею, как броневым щитком. Алексей по себе знал, что хорошую андийскую бурку пули не пробивают, но всё равно волновался за мальчишку. Решил прикрыть огнем в первую очередь его, но тут с крыши главного дома раздался выстрел и Пьетро, даже не вскрикнув, рухнул с лиственницы на землю. Алексей повернул голову и увидел коричневое узкое лицо, прищуренные глаза и быстрые пальцы: пожилой бурят, укрывшись за трубой, торопливо перезаряжал винтовку. Вот такие таёжные охотники, не склонные к панике, и могут наделать делов! В первую очередь нужно было поражать его. Лыков перенес прицел, и бурят тот час же заметил это движение: он дослал патрон и вскинул оружие. Но не успел; Алексей раздробил ему голову. После этого обратился на двор: расстрелял в спину двух варнаков у ворот, свалил бритого наголо черкеса у крыльца оружейной комнаты. С другого фланга его активно поддержал Челубей. Через три минуты внутри заплота валялось несколько трупов, а оставшиеся в живых пытались спрятаться от беспощадного огня и стреляли наугад по кронам деревьев. По счастью, мирные обитатели заимки попрятались по углам и не мешали Лыкову воевать.
Все-таки свищёвцев было слишком много на двух стрелков, и среди них обнаружились смелые люди. Поняв, что силы нападавших незначительны, некоторые из бандитов принялись выцеливать их более тщательно. Пули защёлкали уже у самой головы Лыкова; становилось жарко. Он спрыгнул с лиственницы вниз, выхватил из мешка снаряжённую бомбу, размахнулся и плавным движением, словно играл в городки, швырнул её во двор. Туда, где противников засело особенно густо.
Словно вулкан извергся вдруг в забайкальской тайге. Дрогнула земля, полетело до самого неба пламя, взметая вверх доски, бревна, обрывки человеческих тел. Толстые жерди заплота разлетелись, как соломинки, и Алексей увидел огромную яму посреди двора, горящие избы и трупы — они были повсюду. Прямо на него, не видя, шёл человек; он шатался, его лицо всё было перепачкано землей, а из ушей вытекали черные струйки крови. Другой полз по горящей земле, подтягиваясь на руках, а ниже живота у него ничего не было… Вдруг около воронки зачем-то появился Челубей с двумя револьверами в руках; он озирался по сторонам, выискивая живых.
— Назад, дурак! — диким голосом закричал Лыков. Но тут во втором этаже главного дома вспыхнул огонек, словно кто зажёг спичку. На груди у Якова, там, где сердце, образовалась дыра. Недашевский схватился за неё и смотрел с удивлением, как меж пальцев у него полилось что-то красное. И с этим удивлённым выражением лица он медленно завалился на спину…
— Н-е-е-ет!! — взвизгнул по-детски Алексей, схватил вторую бомбу, стремительно забежал во двор и швырнул снаряд в ненавистное окно. Успел ещё броситься на землю и закрыть голову руками. Громыхнуло даже сильнее, чем в первый раз; взрывная волна кувыркнула его по траве, потом сверху долго сыпались щепки, кирпичи, осколки стекла и ещё что-то. Когда всё упало, оглушенный и, видимо, контуженый, Алексей с трудом поднялся и осмотрелся. Второго этажа у дома не было, а первый, полуразрушенный, горел. Обведя стволом револьвера вокруг, Лыков обнаружил, что воевать ему больше не с кем: кто не был убит, бежал. В выбитые первым взрывом ворота вошёл, ошалело озираясь, Имадин. Вдвоём они подхватили и вынесли из этого ада огромное тяжёлое тело Челубея. Тот едва дышал, ворот рубахи, грудь, живот — всё было залито кровью, из простреленного легкого вырывались хрипы. Алексей затамповал входное и выходное отверстия корпией из своей сумки, туго-туго перебинтовал и побежал к Пьетро.
Итальянец лежал на спине; сразу было видно, что помочь ему уже нельзя. Красивые зелёные глаза смотрели в сибирское небо. Бурятская пуля попала Буссиесте в щёку, а вышла из затылка. Храбрый «браво» успел сделать всего один выстрел, но вернул должок своему врагу…
Так же бегом Лыков вернулся к Челубею и обнаружил рядом с Алибековым и Сулалейкой ещё и Автонома, причём с ружьем в руках. Он осторожно тронул ствол — горячий. Сбежал-таки, не послушал дедушку! Но тут вдруг появился и сам Патермуфий, что особенно ценно — на телеге. Не приходящего в сознание Челубея и уже застывающего Буссиесту уложили на сено, здоровые уселись верхами и скорбная колонна двинулась в деревню.
Доехав до поворота, Лыков оглянулся. Чёртово логово горело уже всё: баня, конюшня, дровяной сарай, избы. Пламя вставало выше леса, а жирный черный дым застил полнеба. Эра Бардадыма в Забайкалье кончилась.
Глава 32
Царский истопник
Благово решил воспользоваться старинным знакомством и сходить к генералу Черевину. Начальник личной охраны императора по должности должен быть извещён о любых подозрениях о приуготовлении к цареубийству. Щекотливость ситуации состояла в том, что эти подозрения могли показаться известному своим здравым смыслом и прямотой Черевину смехотворными. Подумаешь — убивают беременных женщин! Ну, и что? Пусть Грессер этим и занимается; при чем здесь цареубийство? Полячишка из охранного отделения — тоже не по адресу; это к Плеве. И вообще, Павел Афанасьевич, обращайтесь впредь строго по команде, не мешайте службу нести занятому человеку… А прямо по команде Благово как раз действовать не мог: он отвечал в Департаменте полиции за уголовные делопроизводства, а не за политические. Для него была сейчас закрыта вся вертикаль МВД, самим фактом его сотрудничества с военной разведкой без санкции руководства. Но руководство — это тот самый Плеве, большой приятель Судейкина; получался замкнутый круг.