Кабинет техника располагался в казарме Гальванической роты, в пятом доме по Садовой улице. Разинув рот пошире, Благово ждал, пока затвердеет амальгама, а сам от нечего делать косился по сторонам. У окна сидел элегантный худощавый господин в визитке и с гибусхутом
[101]
на коленях, остролицый, с холодными внимательными глазами. По виду поляк, подумал Павел Афанасьевич, а смотрит, как сыскарь. Двадцать лет назад первый петербургский градоначальник (до него все были обер-полицмейстеры) Трепов много панов привёл в столичную полицию. Человек легендарный и больше кого-либо сделавший для укрепления правоохранения, Трепов считал почему-то, что поляки менее русского человека склонны к мздоимству… С той поры сменилось уже пять градоначальников, все они и в подметки не годились Федору Федоровичу, но вот с панами он все же ошибся: брали на лапу не хуже русских. Теперь их уже изрядно почистили, но кое-где они еще оставались и дослуживали пенсион. Этот немолодой господин, видимо, из них: лицо вроде бы знакомое, встречались в приемной у Грессера.
Пан делал вид, что ждёт своей очереди, но сам малозаметно и вполне профессионально наблюдал за домом напротив. Человек посторонний даже и не заметил бы… Что ж ты, бедолага, в такие годы и все еще наружником, подумал действительный статский советник, но далее пожалеть коллегу не успел: тот быстро отвернулся от окна и боком-боком засеменил к выходу. Видимо, его объект показался на улице. Полюбопытствовав, кого это пасут, Благово скосил глаза в окно и увидел там своего однокашника, начальника военной разведки генерала Енгалычева, садящегося в коляску. Причем оба они с возницей, блистающим военной выправкой, были в партикулярном платье.
[102]
Благово тот час же сошел с кресла и, наскоро простившись с доктором, вышел вон. Он знал, что дом номер четыре по Садовой принадлежит Военному министерству; согласно же «Росписи всем генералам» Енгалычев, как недавно интересовался вице-директор, проживает на Малой Вульфовой. Всюду-то у вас тайны, господа шпионы… Но почему петербургская полиция следит за собственными генералами? А вдруг поляк — бывший правоохранитель, вышедший уже в отставку, и сейчас подрабатывает на одно из враждебных России государств? Во всем этом следовало разобраться.
Благово удачно поймал живейного извозчика и пристроился в хвост пану, который на поджидавшем его экипаже продолжал наблюдать за Енгалычевым. В полицейском деле мало было страниц, не знакомых Павлу Афанасьевичу; умел он и выслеживать. Пропустив между собой и странным поляком четыре транспорта, вице-директор вел осторожное преследование. Так они втроем доехали до Овсянниковского сада за Конной площадью. Енгалычев сошел у Грузинской церкви и скрылся в подъезде неприметного двухэтажного дома в Мытнинском переулке. Поляк постоял немного в засаде, понаблюдал, затем отъехал и не спеша направился к Николаевскому вокзалу. На Гончарной остановился и долго кого-то ждал. Подошла богатая карета с императорской короной на дверях, с кучером в шляпе с позументом и в плаще, подбитом малиновым кантом. Пан передал ему какую-то записку, кучер сунул ее за пазуху, воровато осмотрелся и уехал. Малиновый кант… Чей-то «малый двор», но чей именно — Благово не помнил; то ли Павла Александровича, то ли Михаила Николаевича. Обнаруженные им обстоятельства становились все более странными и необъяснимыми. Енгалычев — ответственный военный работник, пользуется уважением государя; какие великие князья и зачем могли его выслеживать? Окончательно смутился Благово, когда довел поляка до пересечения Лиговки со Свечным переулком: на углу тот спешился и уверенным шагом зашел в трактир «Три Ивана»…
Прождав четверть часа неподалеку и опасаясь быть замеченным, Павел Афанасьевич счел за лучшее прекратить наблюдение. Он заехал в канцелярию градоначальника на Гороховой и попросил ее директора разъяснить личность загадочного поляка, полицейского по виду. Ответ совершенно его запутал: указанные приметы подходят только одному человеку, а именно коллежскому советнику Збышко-Загуре. Который служит в Отделении для производства дел по охранению общественного порядка и спокойствия при Петербургском градоначальстве… Личность это в столице новая, его привел с собой год назад из Киева нынешний начальник отделения подполковник Судейкин; сказать поэтому что-либо определенное о поляке директор канцелярии затруднился.
Изрядно озадаченный Благово решил изложить все Енгалычеву, дабы искать разгадку вместе: одной его головы, хоть и весьма неглупой, тут явно не хватало. Охранное отделение — особая спецслужба, самая секретная в империи. Отделений всего два — в Петербурге и в Москве; подчиняются они Департаменту полиции, но офицеры числятся по Корпусу жандармов и руководятся Оржевским. Подполковника Судейкина Павел Афанасьевич немного знал. Высокий атлет, красавец с окладистой бородой и умными глазами, женолюб и сыщик волею Божьей, он отличился четыре года тому назад в Киеве. Еще был жив покойный государь и народовольцы вели на него настоящую охоту, причем киевские бомбисты считались самыми опасными. Когда жандармы ворвались в конспиративную квартиру отчаянных братьев Ивичевичей, они открыли ураганную стрельбу, прикрывая отход знаменитого террориста Валериана Осинского. Два жандарма были убиты наповал, остальные смешались. Тогда Судейкин заскочил в шинельную и лично застрелил обоих братьев, после чего вступил в рукопашную схватку с Осинским, обезоружив и арестовав его. За такой подвиг Георгий Порфирьевич получил повышение в чине и перевод в столицу на должность начальника Охранного отделения. Одновременно он был назначен на специально для него созданную должность инспектора секретной полиции. Дела Судейкина были окутаны великой тайной, но он считался птицей высокого полета и оперативником с большим будущим. Плеве его очень уважал, а вот министр Толстой, говорят, недолюбливал; но, впрочем, это могли быть только слухи. Благово, руководивший в Департаменте уголовной полицией, был далек от политических проблем и намеренно их сторонился.
Но пора было ехать к Енгалычеву. Отношения Павла Афанасьевича с другом детства были омрачены одним обстоятельством. В феврале 1881 года в Нижнем Новгороде они столкнулись лоб в лоб, и не смогли разойтись без крови. Покойный ныне государь попал к тому времени под абсолютное влияние своей молодой жены, урожденной княжны Долгорукой, и тайно готовил изменения в династическом вопросе. Хитрая Верка Шебеко и не менее хитрый армянин Лорис-Меликов использовали недалекую княжну в своих корыстных целях; она же крутила поглупевшим от любви императором, как хотела. Цель была объявить их с государем малолетнего сына Георгия наследником-цесаревичем в обход Александра Александровича. Очень многих людей, пригревшихся у трона и мечтающих при этом, как ни странно, о конституции, такой расклад весьма устраивал…
Военная разведка, бывшая на стороне законного цесаревича, вмешалась в эту историю со свойственной ей неразборчивостью в средствах. Выяснив, что «Народная Воля» готовит покушение на государя во время посещения им Нижнего Новгорода, она решила этому покушению помочь. Не удивительно, если вспомнить, что шеф разведки, генерал-адъютант Обручев в молодые годы приятельствовал с Чернышевским и вместе с ним звал Русь к топору… А чтобы ухлопать венценосца, требовалось сначала убрать отвечавшего за его безопасность Благово. После длинного и очень тяжелого разговора с Енгалычевым Павел Афанасьевич выбрал присягу, за что и получил по голове; с тех пор его мучают сильные головные боли и к старости, по словам докторов, неизбежен дрожательный паралич
[103]
. А несчастного царя все равно через две недели в столице взорвали…