Музыка под занавес - читать онлайн книгу. Автор: Иэн Рэнкин cтр.№ 111

— Лицо знакомое, — сказала Коулвелл. — Кажется, я его где-то…

— Не в Поэтической библиотеке? — быстро спросила Шивон.

Коулвелл со вздохом пожала плечами, но Шивон попросила ее не огорчаться. Достав мобильник, она позвонила в библиотеку.

— Мисс Томас? — спросила она, услышав в трубке женский голос.

— Сегодня ее не будет, — ответила женщина. — А в чем дело? Может быть, я могу вам чем-нибудь помочь?

— С вами говорит сержант Кларк. Я расследую убийство Александра Федорова и хотела бы задать мисс Томас несколько вопросов.

— Абигайль сегодня работает дома. У вас есть ее номер?

Шивон записала домашний телефон Томас и сразу же перезвонила. Убедившись, что Абигайль Томас может быстро войти в интернет, Шивон продиктовала ей адреса сайтов книжного магазина и «Ивнинг ньюс».

— Да, я видела обоих, — проговорила Абигайль Томас после паузы. — Они сидели достаточно близко, ряду во втором или в третьем.

— Вы уверены?

— Да, уверена.

— Еще один вопрос, мисс Томас: выступление Федорова никто не фотографировал?

— Ну, я думаю, кто-то мог делать снимки с помощью мобильного телефона, но официально мы фотографа не приглашали.

— Понятно. А камеры видеонаблюдения у вас установлены?

— Это же библиотека, сержант! — возмутилась Томас.

— Простите, это был дурацкий вопрос, — извинилась Шивон. — Спасибо за помощь. — И она дала отбой.

— Почему это так важно? — спросила Коулвелл, выводя Шивон из задумчивости.

— Не знаю, возможно, это не имеет особого значения, — ответила она. — Но в тот вечер, когда Федорова убили, он пил коньяк в том же баре, что и Андропов.

— Этот мистер Андропов… Судя по газетной статье, он какой-то бизнесмен?

— Он и Федоров росли в одном районе Москвы. Инспектор Ребус уверен, что они знали друг друга еще тогда.

— Ах вот как!..

Шивон почувствовала, что невзначай затронула какой-то важный пункт.

— Вы что-то знаете? — спросила она.

— Нет, но, возможно, вот это кое-что объясняет.

— Что же именно, доктор?

Коулвелл взяла со стола диск:

— Экспромт, который Федоров прочел в библиотеке.

Она шагнула к книжным стеллажам и присела перед ними. На одной из нижних полок стоял компактный музыкальный центр, вставив в него диск, Коулвелл нажала кнопку воспроизведения. В колонках зашуршало, потом послышались звуки сдвигаемых стульев, покашливание, приглушенные разговоры — публика занимала места.

— Это должно быть где-то посередине, — пояснила Коулвелл, нажимая кнопку перехода к следующей записи, но попала сразу на конец диска. — Ах да, — спохватилась она, — я и забыла: вечер записан одной дорожкой. — Вернувшись к началу, Коулвелл нажала кнопку «поиск».

— Когда я слушала диск в первый раз, — сказала Шивон, — я обратила внимание, что некоторые стихотворения Федоров читал по-русски.

Коулвелл кивнула:

— Этот экспромт тоже был на русском… ага, вот он.

Она вернулась к столу, вооружилась блокнотом и карандашом и стала что-то быстро записывать, напряженно прислушиваясь к звукам русской речи. В какой-то момент доктор попросила Шивон отмотать запись немного назад. С этого момента они слушали вместе: доктор переводила, а Шивон нажимала «паузу» или «поиск», если ей казалось, что Скарлетт не успевает за Федоровым.

— Так обычно не делается, — извинилась Коулвелл. — Чтобы перевести стихотворение как следует, мне нужно больше времени.

— Будем считать это переводом в первом приближении, — успокоила Шивон.

Коулвелл со вздохом провела рукой по волосам и снова погрузилась в работу. Минут через тридцать она бросила карандаш на стол и с наслаждением потянулась. На диске Федоров по-английски объяснил слушателям, что следующее стихотворение будет из сборника «Астапово-блюз».

— Значит, о том, что он собирается читать свое новое стихотворение, никто не знал? — догадалась Шивон.

— Никто. Он ничего не говорил, — подтвердила Коулвелл.

— И Александр не объявил его даже во время выступления?

Коулвелл покачала головой, потом нетерпеливым жестом убрала с лица волосы.

— Это был экспромт, — повторила она. — Но я боюсь, что в публике очень немногие это поняли.

— Почему вы думаете, что это был именно экспромт?

— Потому что в квартире не было никаких черновиков, а все опубликованные работы Федорова я хорошо знаю.

Шивон кивнула и протянула руку к блокноту.

— Позвольте взглянуть?

Коулвелл нехотя протянула ей свои записи.

— Это все очень приблизительно… — сказала она. — Я даже не знаю, где должен быть разрыв строки.

Шивон было в высшей степени плевать на разрыв строки. Она впилась взглядом в блокнот.

…Шершавый язык зимы лижет детей Таганки. Шершавый язык дьявола лижет мать Россию и покрывается слоем драгоценных металлов (золота?). Его аппетит не утолить вовек… Алчное чрево не знает ни насыщения, ни покоя, ни любви. Желание зреет как гнойник. Те, кто пирует в разгар голода, не ведают ни угрызений совести, ни раскаяния… Тень зимы накрывает все… Свора негодяев предала народ и завладела моей страной.

Шивон прочитала это дважды, потом подняла голову и посмотрела на Коулвелл.

— Что такое «Таганка»?

— Таганский район Москвы. Раньше он назывался Ждановским.

Шивон задумалась.

— Ага, это кое-что проясняет! Но в целом…

— Это только подстрочник, — извинилась Коулвелл. — Если бы у меня было больше времени…

— Я не имела в виду ваш перевод, — уверила Шивон, и Коулвелл слегка расслабилась.

— В этих строках чувствуется ненависть. Мне так показалось.

Шивон кивнула, вспомнив, что сказал на вскрытии поэта профессор Керт: «Нападавшим двигала ненависть».

— Да, — сказала она. — Ярость и ненависть к тем, кто пирует, пока народ голодает.

— Вы думаете, это намек на тот роскошный ужин, о котором говорилось в газете? Но ведь статья появилась уже после того, как Александра убили!

— Статья — да, она вышла после его гибели, но сам ужин состоялся за несколько дней до нее. Возможно, Федоров каким-то образом о нем узнал.

— И вам кажется, что стихотворение Александра направлено против того бизнесмена, о котором вы говорили… Андропова?

— Да. Если, как вы говорите, это был экспромт, то он явно нацелен в Андропова. Ведь русский олигарх как раз и разбогател на тех самых «драгоценных металлах», о которых идет речь в стихотворении.