В дверь громко постучали и, не дожидаясь ответа, раскрыли. По обращенному к двери лицу Темплер Шивон могла понять, что она готова разорвать незваного гостя на куски. На пороге стоял Дейви Хайндз. Он посмотрел на Шивон, а потом перевел взгляд на Темплер.
– Его взяли, – кратко доложил он.
Дау представил дело так, будто он пришел сдаваться по собственной воле, однако офицеры утверждают, что он оказал сопротивление при аресте. Шивон сказала, что хочет на него посмотреть. Временно, до перевода в Лейт, его поместили в одну из камер нижнего этажа. Камера была старая, и температура в ней во все времена года была примерно такой, как в камере глубокой заморозки. Взяли его на Толлкросс. Он направлялся к шоссе Морнингсайд, по которому, вероятно, собирался перебраться в южную часть города. Но тут Шивон вспомнила, что риэлторское агентство Кафферти стоит как раз на этом шоссе…
Рядом с дверью его камеры стояли несколько офицеров. Они смеялись. Среди них был и Дерек Линфорд. Когда Шивон приблизилась, Линфорд потирал костяшки пальцев. Один из полицейских открыл камеру. Она остановилась в дверях. Дау сидел на бетонной кровати, свесив голову на грудь. Когда он поднял голову и посмотрел на нее, Шивон увидела, что его лицо представляет собой один сплошной кровоподтек и оба глаза совершенно заплыли.
– Похоже, ты врезала ему не только по яйцам, Шив, – съязвил Линфорд, вызывая смех стоящих рядом офицеров.
Она повернулась к нему.
– Только не надо утверждать, что ты отплатил ему за меня, - ответила она. Смех разом стих. – В лучшем случае я была всего лишь поводом… – Затем она повернулась к Дау. – Надеюсь, что тебе больно. Надеюсь, тебе будет больно еще очень долго. Надеюсь, у тебя обнаружат рак, ты, мерзкий, жалкий кусок дерьма.
Все мужчины как по команде улыбнулись, но она быстро и молча прошла мимо.
18
Они поехали на «лексусе». Грей хорошо ориентировался в Глазго. Ребус мог бы устроить им поездку в Барлинни: всем известная тюрьма «Бар-Л» располагалась на эдинбургской стороне, рядом с автострадой. Но Чиба Келли в Барлинни уже не было: он находился в центральной городской больнице, где его тщательно охраняли. У него был инсульт, поэтому и надо было спешить. Если они хотели выслушать доводы Чиба Келли, следовало увидеться с ним как можно скорее.
– Возможно, он просто прикидывается больным, – предположил Ребус.
– С него станет, – согласился Грей.
Ребус все время думал о Кафферти и его чудесном исцелении от рака. Он и сейчас проходил курс лечения, правда, уже в частной клинике. Однако Ребус отлично знал, что все это ложь и обман.
Ни свет ни заря его разбудил громкий стук в дверь. Новость об инциденте с Донни Дау докатилась до Туллиаллана. Ребус сперва пытался дозвониться Шивон домой, потом на мобильный. Увидев его номер, она ответила.
– Ну как ты? – спросил он.
– Устала немного.
– Не ранена?
– Синяков для отчета нет. – Хорошая новость: значит, ран тоже нет.
– Грубую работу лучше предоставь мне, – посоветовал он, стараясь говорить как можно мягче.
– Так тебя же здесь нет, – напомнила она ему, перед тем как попрощаться.
Ребус смотрел в окно. Улицы Глазго казались ему одинаковыми.
– Я всегда плутаю, когда приезжаю сюда, – признался он Грею.
– То же самое происходит со мной в Эдинбурге. Эти долбанные узкие улочки, постоянно крутишься туда-сюда.
– А здесь почти повсюду одностороннее движение – это достает больше всего.
– Да нет, это как раз удобнее, если запомнишь, где как.
– А ты родился в Глазго, Фрэнсис?
– Нет, я из Ланаркширского угольного бассейна, вот откуда.
– А я из угольного бассейна в Файфе, – с улыбкой задумчиво произнес Ребус, как бы создавая новые узы между ними.
Грей молча кивнул. Все его внимание было сконцентрировано на дороге.
– Джаз сказал, ты хочешь о чем-то поговорить, – сказал он.
– Даже не знаю, – неуверенно отозвался Ребус. – Ты для этого повез меня сюда?
– Очень возможно. – Грей замолчал и, казалось, стал еще более внимательно смотреть по сторонам. – Если тебе есть что сказать, поторопись. Через пять минут мы уже будем на парковке.
– Может, чуть позже? – предложил Ребус.
Насаживай наживку на крючок, Джон. Следи, чтобы рыба не сорвалась.
Грей вяло повел плечами, словно показывая, насколько это ему безразлично.
Высокое современное здание, в котором помещалась больница, находилось в северной части города. Но само здание выглядело каким-то нездоровым, каменная отделка потускнела, запотевшие изнутри оконные стекла казались матовыми. Парковка была заполнена, но Грей остановился на площадке, очерченной двойной желтой линией, укрепив на ветровом стекле записку, извещающую, что он врач, прибывший сюда по срочному вызову.
– И что, помогает? – поинтересовался Ребус.
– Иногда.
– Может, надежнее пользоваться полицейской эмблемой?
– Джон, будь реалистом. Местная шпана сразу же благословит полицейскую машину, шарахнув кирпичом в ветровое стекло.
Стол администратора стоял рядом с дверью в отделение экстренной помощи. Пока Грей выяснял номер палаты, где лежит Чиб Келли, Ребус разглядывал движущуюся мимо них толпу раненых. Опустившиеся личности с порезами и кровоподтеками, все достояние которых умещалось в пластиковом пакете, уныние, царившее на всех этих лицах, словно говорило: пребывание здесь лишь напоминает о том, что о них попросту забыли. Группы подростков держались особняком. Они, казалось, знали друг друга и дефилировали по коридорам с таким видом, будто это их территория. Ребус глянул на часы: десять утра обычного рабочего дня.
– Представь себе, что здесь творится по ночам в субботу, – сказал Грей, словно прочитав мысли Ребуса. – Чиб на третьем этаже. Лифт здесь рядом…
Как только раскрылись двери поднявшего их лифта, первым, кого Ребус увидел и узнал по фотографии, которую видел в деле, была Фенелла, вдова Рико Ломакса, сидевшая на стуле.
Она сразу же признала в них копов и вскочила на ноги.
– Скажите, чтобы меня пустили к нему! – закричала она. – Я знаю свои права!
Грей приложил палец к губам.
– У вас есть право хранить молчание, – объявил он. – А теперь успокойтесь и ведите себя как следует, а мы посмотрим, что сможем для вас сделать.
– Вам здесь делать нечего. А у моего несчастного мужа был сердечный приступ.
– Мы слышали, что у него был инсульт.
Она снова перешла на крик.
– Я что, обязана ставить ему диагноз? А они мне вообще ничего не говорят!