И это была правда. Он не желал вспоминать об учебке, о гнусной атмосфере страха и подозрительности, о криках, о тех криках, что сохранились в его памяти. Выпустите меня! Эхо одиночки.
– Ну что ж, бывает, – согласилась Джилл. – Зато мне-то нетрудно вспомнить, что пора возвращаться в управление и снова браться за работу.
– Кстати, – сказал Ребус, – по-моему, вчера вечером я видел твоего приятеля. Репортера. Кажется, Стивенса, да? Он был в баре одновременно со мной. Странно.
– Не так уж и странно. Бары – его охотничьи угодья. Забавно: чем-то он немного похож на тебя. Правда, не так сексуален. – Она улыбнулась и, поднявшись с металлического стула, снова чмокнула Ребуса в щеку. – Постараюсь заглянуть еще разок, прежде чем тебя выпустят, но ты же знаешь, что сейчас творится. Ничего конкретного обещать не могу, сержант Ребус.
Джилл встала и показалась Ребусу выше, чем он ее себе представлял. Во время следующего поцелуя, на сей раз прямо в губы, волосы рассыпались по ее лицу, а он успел вторично заглянуть в глубокую ложбинку между ее грудями. Ребус устал, очень устал. Он силился не закрывать глаз, пока она шла по коридору, стуча каблуками по кафельному полу, тогда как сестры привидениями плыли мимо в своей обуви на резиновой подошве. Он приподнялся, чтобы посмотреть на ее удаляющиеся ножки. У нее были красивые ножки, это он отлично помнил. Помнил он и то, как она обхватила своими ножками его бока, упершись ступнями ему в ягодицы. Помнил, что ее волосы, разметавшиеся по подушке, были похожи на тернеровский морской пейзаж. И ее голос, звеневший у него в ушах, тот звонкий голос. О да, Джон, о, Джон, да, Да, да!
Почему ты ушел из армии?
Помнил, как она перевернулась и оказалась женщиной, и свои прерывистые крики в миг оргазма.
Почему?
О, ох, ох, о!
Да уж, безопаснее всего видеть сны!
17
Редакторы были в восторге от того, как Эдинбургский Душитель способствовал увеличению тиражей их газет. Материалов, посвященных ему, становилось все больше и больше: история Душителя обрастала новыми фактами, расцветала подробностями. Никола Тернер была убита способом, несколько отличавшимся от того, что применялся ранее. Душитель, судя по всему, предварительно завязал на веревке узелок. Этот узелок надавил девочке на горло, оставив кровоподтек. Полиция не придала этому обстоятельству особого значения. Она была слишком занята проверкой данных о голубых «Фордах Эскорт», чтобы интересоваться незначительным изменением почерка убийцы. Полицейские проверяли каждый голубой «Эскорт» в округе, допрашивали каждого владельца. Джилл Темплер, рассчитывая на широкий отклик общественности, передала подробное описание машины в прессу. Отклик не заставил себя ждать: соседи принялись доносить на соседей, отцы – на сыновей, жены – на мужей, а мужья – на жен. Предстояло проверить и перепроверить данные на более чем две сотни голубых «Эскортов», а в случае неудачи перейти к другим моделям светло-голубых автомобилей с закрытым кузовом. На это могли потребоваться месяцы; недели – наверняка. Джек Мортон, только что получивший ксерокопию очередного списка, обратился к своему доктору по поводу распухшей ноги. Доктор сказал, что Джек слишком много ходит пешком в дешевой неудобной обуви. Об этом Мортон знал и без доктора. Он опросил так много подозреваемых, что уже никого из них не помнил: все были на одно лицо, да и вели себя одинаково – сплошь боязливые, почтительные, простодушные. Если бы только Душитель допустил промах! Не было ни одной стоящей улики, ни одного ключа к разгадке. Мортон считал, что, разыскивая машину, они идут по ложному следу. Ни одного ключа к разгадке. Он вспомнил про анонимные письма, которые получал Джон Ребус. Повсюду ключи к разгадке. Быть может, в данном случае так оно и есть? Быть может, улики слишком заметны, чтобы на них обратили внимание, или, напротив, слишком неявственны? Дело об убийстве почти никогда не обходится без какой-нибудь чрезвычайно важной, бросающейся в глаза улики, которая валяется где-нибудь и только и ждет, чтобы ее подобрали. Но Мортон знать не знал, где искать такую улику, и именно поэтому он пошел к врачу, рассчитывая хоть на какое-то сочувствие и на несколько дней отдыха. Повезло же Ребусу заболеть в такое горячее время! Мортон от души желал оказаться на его месте.
Он поставил машину на двойной желтой линии у входа в библиотеку и не спеша вошел. Огромный вестибюль напомнил ему о тех временах, когда он сам прибегал сюда ребенком и жадно листал книжки с картинками, взятые в детском отделе. Раньше детский отдел находился внизу. Мортону стало интересно, остался ли отдел на месте. Бывало, мать давала ему деньги на автобус и он отправлялся в центр города якобы для того, чтобы обменять библиотечные книжки, а на самом деле – побродить часок-другой по улицам, дыша воздухом будущей взрослой, свободной жизни. Он следовал за американскими туристами, посмеиваясь над их показной самоуверенностью, над толстыми бумажниками и животами. Смотрел, как они фотографируют достопримечательности: Холируд, дворец шотландских королей, и скалу Артурова трона. Он читал о ковенантерах и якобистском восстании тысяча семьсот сорок пятого года, о церковном старосте Броди, искусном краснодеревщике и грабителе, о публичных казнях на Хай-стрит, интересуясь историей города, где он живет, историей всей страны. Мортон помотал головой, отделываясь от нахлынувших воспоминаний, и подошел к справочному столу.
– Здравствуйте, мистер Мортон!
Мортон обернулся и увидел девочку, скорее даже юную девушку, стоявшую перед ним с книжкой, прижатой к намечающейся груди. Он нахмурился.
– Это же я, Саманта Ребус!
Глаза у него расширились от изумления.
– Боже мой, неужели это ты! Ну и ну! Ты явно подросла с тех пор, как я в последний раз тебя видел. А ведь это было всего год или два назад. Как поживаешь?
– Спасибо, отлично. Я здесь с мамой. А вы пришли по делу, как полицейский?
– В общем-то, да. – Мортону показалось, что ее взгляд пронизывает его насквозь. Господи, да у нее отцовские глаза – это точно! Ребус свой след оставил.
– Как папа?
Сказать или не сказать? Почему бы и не сказать ей? Впрочем, разве он обязан все ей сообщать?
– Насколько мне известно, у него все отлично, – ответил он, уверенный, что процентов на семьдесят это правда.
– Я иду вниз, в детский отдел. Мама в читальном зале. Там скука смертная.
– Пойдем вместе. Как раз туда я и собирался.
Саманта улыбнулась ему, радуясь каким-то своим девчоночьим мыслям, а Джек Мортон подумал, что она совсем не похожа на отца. Слишком она милая и вежливая.
Пропала без вести четвертая девочка. Исход, судя по всему, был предрешен. На таких условиях не стал бы держать пари ни один букмекер.
– Необходима особая бдительность, – подчеркнул Андерсон. – Сегодня вечером нам выделено дополнительное подкрепление. – Участники совещания сидели с ввалившимися глазами, явно деморализованные. – После убийства преступник попытается избавиться от тела жертвы, и если хоть кому-нибудь – полицейскому или любому обывателю – удастся застать его за этим занятием, считайте, что он у нас в руках. – Андерсон стукнул кулаком по ладони.