— РИИИВЕРРР-СТАРИИК… ОТ ХЛОООПКА ОТВЫК… ЗАМАЯЛСЯ ЖИТЬ… ЗАКАЯЛСЯ ГНИТЬ…
Тут они услышали звук спускаемой в туалете воды, и в бар вошел Зах, чтобы недоуменно уставиться на всех четверых.
— В чем дело?
— Я не знал, что ты можешь петь, — просипел Терри. Зах пожал плечами, пытаясь — безуспешно — скрыть свое удовольствие, что стал центром внимания.
— Кровь кажун. Вам еще повезло, что я не играю на аккордеоне.
Тревор поморщился, а Зах сообразил, что только что выдал важный кусочек своего прошлого, и это в присутствии Терри, Эр Джи и Кинси. Он не мог бы сказать, поняли ли первые двое что к чему, но Кинси выглядел удивленным, потом как будто довольным, словно Зах только подтвердил давно зародившееся у него подозрение.
Ну, маловероятно, что Кинси настучит на него фэбээровцам. Конечно, Клиффорд Столл тоже был стареющим хиппи, что не помешало ему настучать на «Компьютерный клуб Хаос», группу немецких хакеров, которые ничего такого не сделали, разве что взломали пару плевых систем защиты какого-то госучреждения и попытались — довольно бестолково — продать информацию КГБ.
Тяжело сглотнув, Зах решил сделать вид, что его оговорки вообще не было, и примостился на скамейке возле Эр Джи. Его кроссовка нашла под столом ногу Тревора, слегка толкнула.
— На самом деле это и пением не назовешь, — беззаботно заявил он. — Я хочу сказать, я никогда не был ни в какой группе, ничего серьезного.
— Хочешь попробовать? — проскрипел Терри.
— Ну… — Зах поглядел через стол на Тревора, который выводил рисунки во влаге, оставленной на поверхности стола согревшимися бутылками пива. — Не знаю, сколько еще я пробуду в городе, — сказал он, и Тревор поднял глаза.
— А как насчет только сегодняшнего вечера? — спросил Эр Джи. — Как по-твоему, сможешь быстро выучить пару песен?
— Конечно. Если напишете мне слова и дадите поглядеть на них пару минут.
— Только пару минут?
— Ну, я мог бы с вами прорепетировать и по-настоящему выучить песни. Но слова я запоминаю довольно быстро.
— Круто. — Эр Джи и Терри кивнули друг другу. — Так хочешь попробовать?
— А что у вас в основном за музыка?
— Это гамбоу, — начал объяснять Эр Джи, — немного того, немного этого и куча кайфа.
Зах поглядел на Тревора, который только пожал плечами и, скрывая улыбку, отвел взгляд. Вероятно, он думал, что вся эта затея довольно глупая, возможно, даже дурацкая. Зах знал, что выступать певцом в местной рок-группе даже на один вечер в клубе маленького городка — не самое разумное, что может сделать скрывающийся от закона хакер. Но Зах уже ничего не мог с собой поделать: сама мысль о том, чтобы одеться во все черное, сжать в руках микрофон и чтобы тебе позволили выделываться, выть и орать пару часов со сцены перед новым любовником и толпой битников в придачу, уже соблазнила его.
— Ага, — ответил он. — Хочу.
Зазвонил телефон на стойке. Кинси оторвался от своих счетов, чтобы взять трубку, поговорил пару минут, потом положил трубку на стойку.
— Тревор? Это тебя.
Нахмурившись, Тревор выбрался из кабинки. Никто не знает, что он здесь…
— Кто это? — спросил он, но Кинси только покачал головой.
Тревор взял трубку:
— Алло.
— Привет, Тревор! Это Стив Биссетт из «Табу».
— А-а-а. Привет…
«Табу» был его любимой антологией комиксов, той, куда он намеревался послать рассказ о Птице. Стивен Биссетт, сам писатель и художник с большим вкусом, был редактором и издателем «Табу» в одном лице. Тревор понятия не имел, где Биссетт мог раздобыть номер телефона «Священного тиса» или зачем ему этот номер понадобился.
— Послушай, спасибо, что прислал мне «Происшествие в Птичьей стране». На мой взгляд, это крутой изврат. Мне очень понравились твои рисунки.
— Спасибо, — ошарашенно ответил Тревор. Он никогда не рисовал рассказа под названием «Происшествие в Птичьей стране», и насколько он помнил, он еще никогда не посылал ничего в «Табу». Он думал, не назвать ли рассказ о Птице «Происшествие в Джексоне», но отбросил это название как слишком скучное и вообще никак не успел назвать рассказ, прежде чем он был порван в клочья.
— Меня, действительно проняло в конце, где музыканты-зомби распинают полицейских и шерифа, а потом сжигают их. Должен признать, я такого не ожидал.
— Спасибо, — снова пробормотал Тревор.
Он оглянулся на кабинку. Пока он разговаривал с Биссеттом, вернулся Кальвин, который, присев на стол, с деланной небрежностью срывал целлофановую обертку со своих «Мальборо», но Зах глядел на Тревора. Зах вопросительно поднял брови.
— Как бы то ни было, — продолжал Биссетт, — мне хотелось бы купить рассказ. Я только хотел удостовериться, стоит ли мне посылать тебе контракт и проверить, тот ли у меня адрес.
— Не могли бы вы прочесть его мне?
— Тревор услышал, как на том конце провода шелестит бумага.
— Сельский почтовый ящик 17, Дорога Скрипок…
— Нет. Пошлите его для передачи в «Священный тис». — Тревор прочитал адрес с давно просроченного счета за воду на стойке.
— Прекрасно. Послушай, мне хотелось бы посмотреть на другие твои работы. Но только не посылай больше оригиналы по обычной почте, ладно? Она не слишком уж надежна. Посылай копии, а если оригиналы, то через «Федеральный экспресс». Или, если хочешь, по факсу. Я могу дать тебе номер.
— Хорошо. Я пошлю копии.
Они попрощались. Тревор повесил трубку, чувствуя себя так, как будто выкурил в одиночку два или даже три Заховых косяка: кружилась голова, волнами подкатывало ликование, а главное — он ни черта не понимает.
Вернувшись к столу, он наклонился, чтобы сказать Заху на ухо:
— Можно тебя на минутку?
Они прошли через безмолвный и погруженный в полумрак зал, мимо слабо поблескивающей иадписи-граффити, которая кричала: «НАМ НЕ СТРАШНО». Тревору очень хотелось, чтобы это было правдой. Солнце стояло высоко над головой, раскаленный тротуар буквально мерцал от полуденного зноя. Тяжелое от непролитого дождя небо было цвета выцветшей джинсы.
Тревор пересказал сюрреалистический телефонный разговор. Глаза Заха за линзами очков стали совсем огромными. Качая головой, он прислонился к стене.
— «„Все страньше и страньше“, — сказала Алиса»
— Ты с того утра обрывки рассказа видел?
— Я думал, ты их собрал и выбросил.
— А я думал, это сделал ты.
Они уставились друг на друга, на обоих лицах большими буквами были написаны растерянность и страх. Наконец Зах сказал:
— Ты уверен, что хочешь здесь оставаться?
— Нет. Но я должен.