— В противном случае они угрожали, что займутся ею? — медленно произнес Петер.
Тони Свенссон кивнул, глаза у него блестели.
Юар лихорадочно думал, затем выпрямился на стуле.
— Значит, она у них, — сказал он чуть ли не с восхищением. — Они взяли ее как гарантию, что ты выполнишь твою часть операции.
Петер уставился на Юара, а потом на Тони Свенссона.
— Это правда? — спросил он.
— Да, — тихо сказал он. — И я не знаю, что будет, когда они узнают, что я снова побывал здесь.
Когда допрос Тони Свенссона завершился, Петер и Юар попросили его подождать несколько минут, пообещав вскоре отпустить домой.
— Вроде он не блефует, — произнес Петер, как только они остались одни.
Ненависть к коллеге никуда не делась, она по-прежнему владела им, мешая ясно мыслить. Лишь болезнь сына и то, что он провел с Ильвой вечер субботы и почти все воскресенье, несколько смягчили его.
— Нам важно держаться друг друга в трудные моменты, — сказал он, когда она вернулась из больницы, а он готовил им обоим ужин на кухне.
Словно они семья. Словно по-настоящему принадлежат друг другу.
Ильва не возражала, и впервые за долгое, долгое время они провели спокойный вечер вдвоем. Он спрашивал ее о работе, и она отвечала, что теперь ей там намного лучше. Петер очень обрадовался, но не нашел в себе сил признаться в том, как обстоят дела у него самого: не привык быть хуже ее хоть в чем-то.
Голос Юара вернул его к реальности.
— Я тоже не думаю, что он блефует, и считаю, нам следует серьезно отнестись к этим угрозам, но…
— Что — но? — раздраженно спросил Петер.
— Я не уверен, что его дочь у них, как он утверждает.
— Зато я уверен, — не раздумывая выпалил Петер.
Чем опять дал преимущество Юару.
— Серьезно? Подумай хорошенько, Петер. Зачем им брать на себя такой риск — а это большой риск — захватывать в заложники его дочь? Они же не смогут ее просто так отпустить, ведь она сумеет опознать их всех. Значит, им придется убить ее и стать детоубийцами. А между обычными бандитами и убийцами детей все-таки есть некоторая разница.
— Они не производят впечатления обычных бандитов.
— Верно. Что делает этот вариант еще менее вероятным. Они слишком умны, чтобы связываться с маленькими детьми. Но я ни на секунду не сомневаюсь, что они угрожали сделать это. Но это уже другой разговор.
— Значит, по-твоему, Тони Свенссон лжет, будто его дочь похитили, просто чтобы мы от него немного отстали?
— Именно так. И чтобы мы держались от него подальше.
Петер думал.
— Тот еще вариантик. В смысле держаться подальше от него.
— Согласен, — сказал Юар с напряженным лицом. — Поэтому я предлагаю тебе пойти закончить допрос и подготовить все бумаги, а я поднимусь в отдел и оформлю приказ о взятии парня под наблюдение с того момента, как он выйдет из здания. Думаю, он сразу же поедет домой к дочери проверить, все ли в порядке. И не удивлюсь, если он после этого сообщит своим тузам, что все спокойно и что он не сказал нам ничего серьезного.
Петер успокоился. Телефон Тони Свенссона уже был поставлен на прослушку. Возможно, до конца дня удастся выяснить имена давящих на Тони людей.
* * *
Уже гораздо реже, но все же иногда случалось, что Спенсер Лагергрен и его жена Эва встречались в обеденный перерыв и вместе готовили обед. Почему такая идея пришла в голову Эве именно в этот день, Спенсер не мог понять, но знал, что лучше пойти ей навстречу.
Едва он открыл дверь, придя с работы, как запах еды ударил ему в нос.
— Ты уже начала, — только и сказал он, выйдя на кухню через пару минут.
— Конечно, — ответила Эва. — Не могла же я тебя дожидаться.
Спенсер прекрасно знал, что его любовница Фредрика Бергман не понимает его взаимоотношений с супругой, да сам он порой тоже их не понимал. Ощущение полной абсурдности этих отношений, усилившееся теперь, когда другая женщина ждала от него ребенка, делалось все невыносимее. С другой стороны, он не мог не рассказать Эве о взятых на себя обязательствах и грядущих изменениях в его жизни. Оба уже давно привыкли, несмотря на брак, иметь романы на стороне, но только Спенсер в конечном итоге предпочел встречаться с одной и той же женщиной. Он знал, что это раздражает жену, которой так и не удалось превратить ни одно из своих приключений в серьезные отношения. С другой стороны, его бесили ее бесчисленные любовники, порой совсем мальчишки. Словно у него было право возражать против ее выбора мужчин.
— Мы едва виделись на выходных, — произнесла Эва почти бодрым голосом, — и я решила, что будет здорово провести немного времени друг с другом за обедом.
Баранина и картофельный гратен в духовке, большая миска салата на столе. В его голове пронеслась мысль: можно ли все это есть? И почему жена держится так странно?
— Ты старалась, как я посмотрю, — сказал он и подошел к холодильнику, чтобы выбрать напиток к обеду.
— Иногда приходится стараться, дорогой, — едко сказала она, — иначе можно все сразу к чертям послать.
Он замер: за все тридцать лет брака он не мог насчитать и пяти случаев, когда она так выражалась. Но от комментариев воздержался.
— Или как? — с вызовом продолжала она.
— Конечно, — согласился он беспрекословно, не понимая, куда она клонит.
Длинными пальцами она взяла бутылку с бальзамическим уксусом. Салат без заправки не салат.
— Как прошли выходные? — спросила она и с громким стуком поставила бутылку на стол.
Жест был слишком красноречив, чтобы не понять: что-то не так. Спенсер медленно прикрыл дверцу холодильника, обернулся и увидел Эву по другую сторону кухонного стола.
Она всегда была красавицей. Худенькой и элегантной. Она все еще хорошо выглядела. Пышные волосы были зачесаны назад, уложенные очень просто, но безупречно. Как всегда, одна прядка, выбившись из прически, падала ей на щеку. Большие зеленые глаза, как океаны, зрачки, как пустынные острова. Высокие скулы и полные губы. Другими словами, она была адски привлекательной тюремщицей.
Спенсер подавил вздох. Потому что, к сожалению, именно ею она была и оставалась последние двадцать лет. Его тюремщица, его крест.
Он встретился с ней взглядом и невольно вздрогнул. Тюремщица плакала. Боже, когда же это было в последний раз? Пять лет назад, когда у ее отца случился инфаркт? Этого старого хрыча, которому сейчас восемьдесят пять и который, как назло, здоров как бык, так что свет в конце туннеля Спенсеру пока что не маячил? Впрочем, было бы наивно полагать, что смерть старикашки означала бы освобождение. Этот старый черт вернется даже из преисподней.