— Это то, что нам продали. На самом деле препарат так и не удалось стабилизировать. Его действие неуправляемо.
— Ты ведь не станешь отрицать, что подопытные страдали синдромом диссоциативного бегства, вызванным неизвестным лекарством?
Шатле медленно качнул головой. Этот жест мог означать что угодно. Дождь окружал «мерседес», словно щетки на автомойке.
— Нас интересует контроль над разумом. Фейерверки нам ни к чему.
— Кому это — нам?
— Национальным силам обороны.
— Ты стал французским военным?
— Я лишь консультант. Go-between
[61]
между «Метисом» и государством. Миноритарный акционер корпорации. К тому же я знаком с динозаврами, которые все еще имеют право голоса во французской армии. Именно в этом качестве я участвовал в разработке протокола. Вот и все.
— И как называется этот протокол?
— «Матрешка». Русская кукла. Потому что препарат провоцирует последовательное расщепление личности. Но программа прекращена. Ты расследуешь то, чего больше нет. У нас скандал уже разразился, но все закончилось пшиком.
— А устранение людей? Похищения? Психические пытки? Вы мните себя выше закона?
Шатле отпил еще колы. Анаис вся пылала. И по контрасту особенно остро чувствовала каждый ледяной пузырек на губах отца.
— А кто, собственно, умер? — спросил он, намеренно утрируя свой юго-западный акцент. — Несколько одиноких придурков? Парочка шлюх, не сумевших держать язык за зубами? Послушай, дочь, ты уже слишком взрослая, чтобы корчить из себя идеалистку. В Чили говорили: «Не стоит очищать гнилой плод».
— Лучше сожрать его целиком?
— Именно. Это война, милая моя. И несколько экспериментов на людях несопоставимы с результатами, на которые мы рассчитываем. Каждый год тысячи людей погибают в терактах. Террористы дестабилизируют целые нации, угрожают мировой экономике.
— То есть главный враг — это терроризм?
— На данный момент.
Анаис помотала головой. Она не может допустить, чтобы кто-то безнаказанно вытворял такое на французской земле.
— Кто вам позволил похищать гражданских лиц? Вводить им препараты, действие которых не изучено? А потом, вот так запросто, их уничтожать?
— Опыты на людях стары, как сама война. Нацисты ставили их на евреях, изучая пределы человеческой выносливости. Японцы заражали китайцев болезнями при помощи инъекций. Корейцы и русские испытывали свои яды на американских военнопленных.
— Ты имеешь в виду диктатуры, тоталитарные режимы, отрицавшие неприкосновенность человеческой жизни. Франция — демократия, подчиняющаяся законам и моральным ценностям.
— В девяностых годах Ян Сейна, чехословацкий генерал, открыто говорил в Соединенных Штатах о том, что он видел по ту сторону железного занавеса. Опыты на солдатах, манипулирование разумом, применение наркотиков или ядов к заключенным… И ни одна живая душа не возмутилась по одной простой причине: все то же самое проделывало ЦРУ.
Анаис попыталась сглотнуть. В горле у нее пересохло.
— Ты со своим цинизмом… ты страшный человек.
— Я человек действия. Меня нельзя шокировать. Оставим это оппозиционным политикам и крикливым журналистам. Не бывает мирных периодов. Война идет постоянно. Пусть и неявно. Когда дело касается психически активных веществ, невозможно ограничиться опытами на животных.
Жан-Клод Шатле произнес свою речь уверенным, едва ли не приподнятым тоном. Ей хотелось стереть эту улыбку, ткнув его мордой в стекло, но тут она вспомнила, что именно эта ненависть не позволяет ей окончательно впасть в депрессию. Спасибо, папочка.
— И кто руководит этой программой? Кто зачинщики?
— Если тебе нужны имена, придется тебя разочаровать. Все это теряется в лабиринтах власти. Заговоры и секретные операции бывают рациональными, организованными и последовательными только в исторических романах. А в реальности царит обычный бардак. Все происходит как попало. Забудь о списке виновных. Что же до нынешней ситуации, то, что ты именуешь бойней, — напротив, всего лишь попытка ограничить ущерб. Отрезать пораженную гангреной руку.
Повисло молчание. Был слышен лишь яростный шум дождя. Сейчас они ехали по кольцевому бульвару. Город за ливневой завесой казался таким же неприветливым и безлюдным, как бетонные и стальные конструкции, сопровождавшие их в промзоне. Зараза предместий перекинулась и на столицу.
Оставалось прояснить последний пункт:
— В связи с этими экспериментами были совершены странные преступления. Убийства, связанные с мифологией.
— Это одна из важнейших проблем программы.
— Так ты в курсе?
— «Матрешка» породила монстра.
К подобному Анаис не была готова.
— У одного из пациентов, — продолжал он, — препарат высвободил весьма сложную тягу к убийствам. Этот человек разработал целый безумный ритуал, основанный на мифах. Да ты и сама знаешь.
— Вы выяснили, кто этот пациент?
— Не валяй дурака. Мы все его знаем. Мы должны его задержать и уничтожить, пока ситуация окончательно не вышла из-под контроля.
Так вот в чем дело. Они назначили виновным Фрера. Он не просто один из тех, кто значится в черном списке. Нет, он тот, кого надо уничтожить прежде всего. Анаис опустила стекло, и дождь брызнул ей в лицо. Сейчас они ехали вдоль Сены. На указателе значилось: «Париж-Центр».
— Остановись здесь.
— Мы еще не доехали до твоего отеля.
— Николя, — завопила она, — остановись или я выскочу на ходу!
Адъютант покосился на зеркальце заднего вида. Его начальник кивнул. Николя свернул направо и затормозил. Она вышла из машины и ступила на узкую полоску тротуара. Мимо по скоростному пути с шумом проносились машины.
На прощание она склонилась к салону и прокричала сквозь плотные дождевые струи:
— Убийца не он!
— Мне кажется, что это дело стало для тебя чересчур личным.
Она расхохоталась:
— И это говоришь мне ты?
* * *
Этот квартал наводил на мысли о магнитном полюсе. Точке на карте, наделенной способностью притягивать к себе грозы, нищету, отчаяние. Он вышел из такси у въезда в тупик, перед домом номер 54 по улице Жан-Жорес. Дождевые струи пулями лупили по мостовой. Из-под ног разлетались брызги. Шаплен едва различал то, что его окружало. Прогремел гром, и вспышка молнии осветила домики, усыпавшие пологий склон холма.
Кубела начал восхождение. С каждым шагом царившее вокруг запустение становилось все заметнее. Мокрые заборы и гнилые живые изгороди окружали вросшие в землю домишки. На дощечках от руки были выведены номера. За заборами, надрываясь от лая, бесновались собаки. Торчащие из луж электрические столбы напоминали виселицы.