Галерист обошел вокруг стола, склонился над компьютером и кликнул мышкой. Почти тотчас же загудел принтер. Анаис еще раз посмотрела на экран айфона. Убийцы уже перебрались на Левый берег.
— Вот.
Пернати положил перед ней лист бумаги.
— У вас ручка найдется? — попросила она.
Он протянул ей оранжевый фломастер. В списке значилось примерно два десятка имен. Большинство имели парижские адреса. Она подчеркнула два из них: Валид Эль-Хури, авеню Фош, и Симон Амсалем, авеню Виктора Гюго. Кто следующий? Что там на айфоне? Точка двигалась вдоль набережной к бульвару Сен-Жермен.
— Чего еще хотел Нарцисс? — снова обратилась она к Пернати.
— Больше ничего. Унес список, вот и все.
— А еще кто-нибудь к вам сегодня заходил?
— Нет.
Что-то тут не склеивалось. Если бы убийцы — а это были настоящие профи — хотели убить Януша, они бы его уже убили. Чего они ждут? Хотят узнать, что он ищет? И зачем ему любоваться на собственные картины? Если только они не скрывают в себе какую-то информацию… Некий шифр, закодированный автором, то есть Нарциссом. Тайну, которую он забыл и стремится вспомнить.
«Ауди» модели Q7 продолжала ехать. Судя по списку, они должны были остановиться на улице Сюркуф, возле дома номер 8, где проживал Эрве Латанри. Однако они миновали это место, даже не притормозив, и двинулись к площади Инвалидов.
— Что еще вам сказал Нарцисс?
— Ничего. Хотя нет, сказал. Вернее, спросил. Расспрашивал меня про Гюстава Курбе.
— Что именно его интересовало?
— Один из его автопортретов. «Раненый человек».
— Можно поточнее? Мне надо знать, о чем вы с ним говорили. Дословно.
— Он хотел знать, что такое исправление.
— Мм… Я тоже хочу это знать.
— Так называют полотно, значительно переработанное автором. Практически полностью переписанное.
В затылке закололи мелкие иголки. Она приближалась к чему-то очень важному.
— «Раненый человек» — это исправление?
— Ну да, одно из самых знаменитых. Искусствоведы долго терзались вопросом, зачем Курбе изобразил себя в виде умирающего человека, лежащего под деревом с раной в груди. В семидесятых полотно подвергли рентгенологическому исследованию и обнаружили, что под внешним слоем краски есть другой. Там запечатлена тогдашняя невеста художника, впоследствии его бросившая. Курбе переписал картину, изобразив себя умирающим от раны в сердце. Символ говорит сам за себя.
Теперь она все поняла. Картины Нарцисса были исправлениями. Под автопортретами он написал что-то другое. Он спрятал там какой-то секрет и теперь пытался его узнать. Но того же хотят и убийцы. А Нарцисс собирает свои полотна, чтобы просветить их рентгеном.
Взгляд на айфон. Охотники катили по улице Бак. Но вот они остановились на углу улицы Монталамбер. Она просмотрела список. Так и есть. В доме номер 1 по этой улице проживает Сильвен Рейнхардт.
Она бросилась к выходу, но на полпути спохватилась:
— У вас есть репродукция «Раненого человека»?
— Возможно… В одной из монографий… Я…
— Найдите.
— Но послушайте…
— Быстро!
Пернати исчез. Анаис даже не пыталась привести мысли в порядок. Кровь стучала в висках, лишая способности здраво рассуждать.
— Вот.
Пернати держал в руках открытую книгу. «Раненый человек» лежал под деревом, вместо одеяла накрывшись плащом. Вся картина была пронизана трепетным, золотистым полусветом. Тень под головой напоминала черную кору. Умирающий мужчина сжимал левой рукой ткань плаща, тогда как правая рука оставалась накрытой.
Слева на белоснежной рубашке расплывалось кровавое пятно. Рядом лежала шпага. Анаис смотрела на картину глазами сыщика. Она сразу поняла, что перед ней — сцена убийства и что шпага положена для отвода глаз. Жертва не хотела, чтобы другие узнали, кто истинный убийца. Не соперник, с которым он скрестил оружие, а женщина, с которой он мечтал соединить свою жизнь…
— У вас есть рентгеновский снимок картины?
— Он там же, в книге.
Пернати перевернул страницу. Анаис увидела ту же картину в черно-белом изображении. Белый цвет пронизывал ее насквозь, превращая в химерическое видение. Заметила она и деталь, которая не совпадала. Вместо складок плаща появилась женская фигура. Женщина опустила голову на плечо художнику. Она казалась нематериальной, похожей на модные в начале XX века изображения потусторонних существ, якобы являющихся посвященным во время спиритических сеансов.
Но женщина осталась под слоем краски.
Анаис поблагодарила Пернати и в полном смятении чувств покинула галерею. Ей вдруг стало ясно, чего она боится больше всего.
Что под картинами Нарцисса прячется призрак женщины. Его бывшей возлюбленной.
* * *
Сильвен Рейнхардт предпочитал жить в потемках.
Он открыл дверь осторожно, не сняв цепочку. На лестничной площадке горели слабенькие настенные светильники, похожие на огоньки парафиновых ламп в глубине шахты.
— Я вас узнал, — произнес он. — Вы Нарцисс.
Нарцисс молча кивнул в ответ.
— Я никогда не покупаю работ непосредственно у авторов, — предупредил Рейнхардт.
Нарцисс держал под мышкой упакованную в пузырчатую пленку картину.
— Я ничего не продаю.
— Так чего же вы хотите?
— Вы позволите мне войти?
Сильвен с явной неохотой откинул цепочку и чуть отступил в коридор. Нарцисс шагнул в кромешную тьму. Он ничего не видел, но кожей ощущал, что стоит в просторном помещении с высокими потолками. Действительно, дом был возведен при бароне Османе и отличался типичной для того периода архитектурой.
Они несколько секунд простояли, не двигаясь и ничего не говоря. Наконец Рейнхардт запер дверь. Глаза Нарцисса понемногу привыкли к темноте. Двери вели в две гостиных. Ставни заперты. На мебели серые чехлы. И непереносимо жарко.
— Что вам угодно?
Он говорил злобным голосом. Нарцисс прищурился. На хозяине квартиры были линялые джинсы, свитер без ворота и огромные домашние туфли. Лица он не разглядел.
— Мне хотелось с вами встретиться, — осторожно начал Нарцисс.
— Я стараюсь избегать знакомства с художниками, чьи картины покупаю. Такое у меня правило. Что бы кто ни говорил, но художественное восприятие должно оставаться объективным, нейтральным и бесстрастным.
Рейнхардт махнул ему рукой, приглашая в ту гостиную, что располагалась справа. Нарцисс не заставил просить себя дважды. Он не мог бы сказать, что в комнате беспорядок, но она выглядела запущенной и нежилой. От духоты нечем было дышать. На полу пятнами темнели ковры. Нарцисс представил себе, какие они, должно быть, грязные — в пыли и клубках волос…