Лес мертвецов - читать онлайн книгу. Автор: Жан-Кристоф Гранже cтр.№ 57

Франческа Терча изображала только ужасы.

И в них всегда участвовали дети.

Но не в роли жертв.

В роли палачей.

Жанна расхаживала под арматурой из свинца и цинка: мастерская представляла собой настоящий цех XIX века, переделанный под современный лофт. Сквозь наклонные стекла сочились последние закатные лучи.

На пьедестале ребенок засунул указательный палец учительницы в точилку, прикрепленную к школьной парте. Жертва вопила, а ученик рассматривал прозрачный цилиндр с обрезками плоти вместо обычной деревянной стружки.

В другом месте мальчишка в ярких бермудах и футболке ложечкой выковыривал глаза котенку. К столу на козлах была привязана девочка с раздвинутыми ногами и спущенными трусиками. Над ней склонился подросток, поигрывая ярко-оранжевой морковкой, похожей на кинжал.

Другая сценка: малыш в комбинезончике, сидя на полу, осторожно отрывает мухе крылышки. У него самого огромная мушиная голова и фасеточные глаза с волосками.

Откуда только Франческа черпала подобные образы?

Жанна подошла к «шедевру с точилкой». На белом листке, приклеенном к подножию скульптуры, Франческа написала: «Бедная госпожа Кляйн». Очевидно, название произведения. Что бы это значило?

И тут она вспомнила. Только сегодня утром Элен Гароди упомянула Мелани Кляйн — одного из первых психоаналитиков, изучавших аутизм. Простое совпадение? Одна деталь: и мальчик, и «учительница» одеты по моде тридцатых годов.

Жанна схватила мобильник и набрала номер директрисы.

— Элен?

Она задумалась, а может, следовало сказать «сестра» или что-то в этом роде? Но женщина ответила все тем же легким, современным тоном, почти «jet-set». [47]

Жанна перешла прямо к делу:

— Сегодня утром вы говорили мне о Мелани Кляйн, которая занималась аутизмом еще в начале двадцатого века.

— Верно.

— Извините меня за этот вопрос, но, по-вашему, есть связь между Мелани Кляйн и… точилкой?

— Ну конечно.

Снова вопрос, заданный наугад, попал точно в цель.

— Мелани Кляйн одна из первых выявила неспособность детей-аутистов к абстрактно-символическому мышлению. Предмет, связанный с каким-либо человеком, не напоминает такому ребенку об этом человеке, а полностью с ним сливается. Кляйн занималась случаем мальчика по имени Дик. Однажды ребенок точил карандаш и, глядя на стружки, сказал: «Бедная госпожа Кляйн». Он не различал психоаналитика и стружки, напоминавшие ему о рисунках, которые он делал по ее просьбе. Для него карандаш и был, в буквальном смысле слова, «госпожой Кляйн».

Жанна поблагодарила монахиню и отключилась. Выходит, Франческа передала мысленный образ аутичного ребенка. Что же представляла собой статуя, украденная Франсуа Тэном? Тайну, связанную с аутизмом убийцы? Первичную травму? А если так, откуда об этом узнала аргентинка?

Она попыталась воскресить в памяти чудовищную фигуру. Вспомнился только коротышка-инопланетянин с пылающими волосами, сцепившийся с Тэном. Это ничего не давало.

Вдыхая запахи глины и лака, Жанна продолжала осмотр мастерской. Она расхаживала по просторному захламленному помещению, совсем не нервничая. Не то что вчера, когда она в лихорадочном возбуждении обыскивала квартиру Антуана Феро. А сегодня сумеречный свет словно лился ей в кровь, наполняя ее покоем и безмятежностью.

Она заметила письменный, скорее даже рабочий стол, где кроме компьютера громоздились папки, тюбики с краской, тряпки, шпатели, книги со слипшимися страницами… Обогнув это очередное препятствие, она всмотрелась в стену. Франческа Терча приколола к ней старые черно-белые фотографии, полароидные снимки, сделанные в вечернее время.

Жанна заметила групповой портрет университетского выпуска. Старый снимок формата A4. Она сообразила, что это однокурсники по университету Буэнос-Айреса, где Франческа Терча изучала пластические искусства и антропологию. Прищурившись, она поискала глазами Франческу. Та стояла в последнем ряду.

Ее внимание привлекла одна деталь: кто-то обвел маркером одного из студентов, смешливого кудрявого парня, и подписал: «Те quiero!» [48] Жанна догадалась, что это сделала не Франческа. Скорее сам весельчак послал ей тогда фотографию с признанием в любви… Жених? На мгновение она задумалась, а что, если это и есть Хоакин? Нет. Не таким она его себе представляла. Жанна осторожно сняла фотографию и посмотрела на оборот: «УБА, 1998». «УБА» — Университет Буэнос-Айреса. Она убрала снимок в сумку.

Затем поднялась на второй уровень. И перенеслась в другой мир. Здесь царил безупречный порядок. Пастельные цвета, легкие материалы. Здесь неистовая художница превращалась в аккуратную девушку. В «женщину, которая хотела весить 50 килограммов» в ближайшие недели. Повсюду так и остались стикеры с числом «50».

Жанна быстро поняла, что отсюда полицейские уже все вывезли. Личные вещи и документы. Торчать здесь дольше не имело смысла. К тому же все больше темнело. Уже начало десятого.

Когда она спускалась по лестнице, зазвонил мобильный.

— Я узнал, кто наши преемники, — сообщил Райшенбах. — Следственный судья — Тамайо из Парижского суда. Руководитель следственной группы — Батиз, как и я, майор из уголовки.

— Тамайо — придурок. У него всего-то две извилины, и те друг с другом не в ладу.

— Ну, это на целую извилину больше, чем у Батиза. Толку от них не будет.

— Отстой.

— Ты-то на что жалуешься? — заметил он. — Такие слабаки не помешают тебе работать в одиночку.

— Я не работаю, а роюсь в дерьме. А у них все возможности.

— У тебя есть что-то новое?

Жанна подумала об украденной статуе. Об уничтоженной улике. О том, что Франческа была знакома с Хоакином. Но все это — сплошные домыслы.

— Нет. А у тебя?

— Я кое-что разузнал об Эдуардо Мансарене, том типе из Манагуа. Он возглавляет самый большой частный банк крови в Манагуа. Солидное заведение. Существовало еще при диктатуре Мусаки.

— Ты имеешь в виду Сомосу?

— Ну… да. В семидесятых Мансарена скупал кровь у никарагуанских крестьян и втридорога перепродавал в Северную Америку. Его прозвали «Вампиром из Манагуа». Были погибшие. В конце концов жители Манагуа подпалили лабораторию. Говорят, это одно из событий, которые в семьдесят девятом привели к революции.

Этой истории Жанна не слышала, зато история сандинистской революции заставляла ее левацкое сердце биться сильнее. Поразительно, что расследование то и дело напоминало ей о стране, в которой она когда-то побывала. О стране, поразившей ее до глубины души.

— Когда к власти пришли коммуняки…