Есть, господин президент! - читать онлайн книгу. Автор: Лев Гурский cтр.№ 107

Мысль номер два, о кротах, была наиболее зудящей из всех, но не опасной. Ваню на фу-фу не возьмешь. Узнать фальшак я смогу с одного укуса, благо опыт есть. Мои рецепторы теперь уловят признаки «парацельса» в секунду, а восхитительное шампанское чувство легкости и проницаемости мира вокруг подделать нельзя. Это ощущение, милые кроты, не спутаешь ни с чем; это во мне навсегда, как первая любовь и первая в жизни порция мороженого.

Обманет меня эта парочка? Тем хуже для них. Тогда придется поучить их уму-разуму. Я уже решил, что следующим козлом отпущения станет не Окрошкин: выключать второго коматозника подряд – скука смертная. Думаю, под раздачу попадет вздорный старик-бухгалтер. Да и зачем, если разобраться, Черкашиным бухгалтер? Какие у них финансовые дела? Раз я теперь единственный их клиент, кондитерская закрыта навсегда. Со временем я, наверное, разберусь в книге Парацельса и испробую всяко-разного, но первое время пускай они наштампуют мне про запас побольше снарядиков с изюмом – это пока главнее. А жить кондитеры будут, естественно, в Кремле и здесь же наполнять мою личную продовольственную корзинку. Кстати, надо выяснить у Управделами Кремля, не осталось ли у нас казематов поприличней? Может, подвал какой-нибудь разгрузить для них? Чтоб они были и под рукой, и под замком. Как и всякому Королю-Солнце, мне по чину положено иметь пару Железных Масок.

Мысль номер три, о соратничках, была короткой, мимолетной и плавно переходила в мысль номер четыре, о светлом будущем. Да, мне придется побыстрей списать в утиль Тиму, Органона, «Почву», а заодно и все партии в стране – кроме, конечно, Партии Любителей Вани Щ. Последнюю я сделаю о-о-о-о-чень демократичной, похожей не на КПСС, НСДАП или «Любимую страну», а на фан-клуб. Фиксированного членства не надо, партбилетов не будет, взносов тоже, сам я буду генсеком и одновременно поп-идолом. Bay Ванья! Аплодисменты. Спасибо, спасибо, друзья, вы со мной, я с вами, мы вместе! И никаких «пятиминуток ненависти» по ТВ – что за чепуха? Какие враги? Откуда у меня – у меня! – могут быть враги? Офонарели? Мир-дружба-братство. Другое дело – «пятиминутки любви» на всех каналах – это необходимо, в порядке профилактики. Съем пирожное и запишу ролик, пусть крутят. Маленькую такую речугу в духе Чумака, преподобного Билли Грэма или Светоносного Нектария…

Ага-а, вот, кажется, и поспело мое изюмное чудо, мой сладкий соблазн-Verfuhrung, мое личное колдовство-Verzauberung. Гитлер, к слову, был идиот: с такими возможностями и так облажаться!

А сейчас наступает самый опасный голевой момент, вни-ма-ни-е!

Готовый «парацельс» медленно сходит со стапелей и должен перейти под мой личный контроль. Смотрим во все глаза – на Черкашиных: если кто-то из слепых кротов задумал взбрыкнуть, то иной любой другой возможности им уже не представится. Теперь или никогда.

Раз-два! Оп! Мое! Зря я дергался, передача прошла без эксцессов.

Я протянул руку и, не встретив сопротивления, ухватил с подноса пирожное – снарядик «Фау-1», наполненный сладкой взрывчаткой любви. Никакого бунта кроты Черкашины не подняли, признав мое право силы: мол, ешьте, господин президент земного шара. Что ж, не откажусь. Есть так есть. Мне остается лишь поднести добычу ко рту. Понюхать. Сделать контрольный надкус и… и…

– Вот она, власть над миром! – вдруг истошно завизжала истеричка Яна. – Жуй, Ваня, никому не давай!

И грянула беда, откуда не ждали: сука Тима – то ли спятив от этого визга, то ли, наоборот, все заранее рассчитав! – с невиданной прытью оторвал жопу от кресла и бросился на меня.

Конечно, я сумел отпихнуть эту алчную жирную пасть, но не без потерь. Паршивец за раз успел отожрать процентов тридцать моей собственности! Ах ты, пузан проклятый! Ну погоди, Погодин!

Медлить, однако, было нельзя: я торопливо цапнул две оставшихся трети «парацельса» и начал остервенело перемалывать их зубами, стараясь заглотнуть быстрей сладкую чудо-плоть пирожного.

Ну же, ну же, ну же! Кто первый подаст голос, у того и перевес. Если завопим хором, победа моя: мне досталось вдвое больше, чем ему, и власть моя должна была быть вдвое сильнее – как у таракана Никандрова, оседлавшего трон из канцелярских скрепок.

Жуя изо всех сил и почти не чувствуя вкуса на языке, я все-таки сумел оценить главное: Серебряный не соврал, Черкашины не подвели – это был настоящий заряженный «парацельс», как в прошлый раз, когда я укрощал шефа. Были и шампанский кайф, и прозрачность в мозгах, и полнейшая свобода, и восторг… а невесомости стало, кажется, еще больше, гораздо больше. Меня словно приподнимало, тянуло ввысь, отрывало от земли.

– Мое-е-е-е! – выкрикнул я и вытянул руку навстречу Тиме. – К ноге!

– Мое-е-е-е! – эхом отозвался Погодин и точно так же потянул жирные ручонки в сторону меня. – Я гла-а-авный!

С облегчением я понял, что Тимино мычание на меня не действует. Но тут же осознал: ведь и мои ведь команды не действуют на Тиму! Мы уравновесили друг друга? Но я же съел больше!

Додумать мысль я не успел: меня легонько стукнули по затылку, и это сделал не человек, а потолок! Мамочки мои, летю-ю-ю-ю! – и, думая это, я уже не стоял на полу, а парил под потолком.

И Тима тоже парил. Мы оба парили! Как два воздушных шарика, как две чертовых резиновых Зины, надутые гелием, я и Погодин болтались высоко над полом. Откуда здесь, на хрен, такой побочный эффект? Сука, Парацельс, что за шутки? Мы так не договаривались! Я невесомость не заказывал… мне она не нужна, я не могу быть шариком, это же несолидно в моем положении!

Не окажись под рукой ажурного светильника, за который я успел удержаться, я мог запросто вылететь – прямо в открытое ок…

О, дьявол, а ведь Тима в самом деле направляется в окно! И не по собственному желанию, но по зову стихий: откуда-то взявшийся под потолком ветерок – легчайший для людей и могучий для нас, двух невесомых пузырей, – без труда выдувал моего бывшего соратничка за пределы здания. Барахтаясь, Погодин ухватился за оконную занавеску и в последнюю секунду смог притормозить: руки и голова еще внутри, жопа и ноги уже снаружи, и жопа намного выше головы.

«Девочка плачет, шарик улетел, – подумал я, завороженный этим странным зрелищем, – ее утешают, а шарик летит».

Тонкая занавеска оборвалась. Всхрюкнув от ужаса, шарик-Тима выпорхнул из комнаты, и сейчас же где-то у нас над головой что есть сил взвыла тревожная сирена. Громкий механический голос гнусаво завел: «Опасность! Опасность! Над режимной территорией ЦКБ обнаружен неопознанный объект! Опасность! Над режимной территорией…» Боевая автоматика ПЗРК на крыше засекла цель – возможного летучего террориста-камикадзе. Если в корпус Тимы Погодина не встроена система «свой-чужой», то через пять секунд система ПЗРК не получит ответа на нужной частоте, а если ответа не будет вовремя, то еще через пять секунд…

От пулеметного грохота у меня заложило уши. Мимо нашего окна, кувыркаясь, пролетело вниз что-то небольшое и ярко-красное – ошметки человека-шарика. Мой любимый цвет, мой любимый размер…

Хрупкий рожок светильника обломился и остался у меня в руке. Опора пропала. Ветер, падла, тотчас же воспользовался этим и потянул за шкирку – туда, в смертельный прямоугольник окна.