Превращение в зверя - читать онлайн книгу. Автор: Надежда и Николай Зорины cтр.№ 9

— Почему…

Он не прав, говорить я не в состоянии, вот попыталась и не смогла. Попробую еще раз.

— Почему…

— Почему я вас спас? Ну знаете! На моих глазах женщина прыгает с моста, что же я, должен был спокойно пройти мимо?

— Почему… горит… Почему тело…

— А! Это я растер вас спиртом. Вода ледяная, не май на дворе. Чтобы вы не подхватили воспаление легких.

Впрочем, я спросила о теле не потому, что мне действительно было это интересно, а для того, чтобы что-то спросить, — он так хотел услышать от меня хоть какой-нибудь осмысленный звук. Я не была ему благодарна за спасение, пока еще не была, не могла осмыслить эту благодарность, да и само спасение не осмыслила.

— Как вы себя чувствуете? — спросил он с той требовательной озабоченностью, с какой и должен, вероятно, спрашивать спаситель.

— Хорошо, — соврала я из вежливости, но он не поверил — вероятно, из той же вежливости.

— А по вашему виду не скажешь. Знаете, я думаю, что вам неплохо бы выпить чего-нибудь горячительного.

— Не знаю… Я вообще-то не пью.

— Да я тоже не пью, но сейчас нам с вами просто необходимо выпить. Отпраздновать ваше спасение. У меня, правда, только спирт.

— Не весь ушел на мое тело? — попыталась я пошутить, для поддержания легкости общения, которую он мне навязывал, и еще потому, что поняла: могу уже не только говорить связно, но и шутить.

— О, у меня много спирта! Держу для медицинских целей, и вообще: спирт — вещь в хозяйстве полезная.

Он рассмеялся и ушел из поля моего зрения — я все еще лежала неподвижно, на спине, не испытывая ни малейшей потребности выяснить, где нахожусь, на чем лежу, и потому видимая картина была ограниченной. Со слухом тоже было не все в порядке, поэтому не знала, остался он в этой комнате или вышел в другое помещение.

— Вам надо хотя бы сесть, — заговорил он совсем близко, — лежа пить спирт не рекомендуется.

Мне не хотелось шевелиться, не хотелось думать, тем более пить спирт в обществе спасителя, но делать было нечего — обижать его тоже нельзя, пришлось подчиниться. Я приподнялась, осмотрела себя (на мне оказался чужой толстый свитер и спортивные брюки — вероятно, спасителя), затем комнату (бревенчатые стены, голый дощатый пол, печка в углу — вероятно, дача) и села (подо мной обнаружилась узкая койка с панцирной сеткой).

— За ваше здоровье! — Он протянул мне стопку.

Спирт мне еще никогда пить не приходилось. Даже в студенческие времена, даже во время тяжелых ночных дежурств в больнице. Я осторожно пригубила из стопки.

— Нет, так не пойдет, пейте залпом. Вам нужно окончательно согреться и прийти в себя. Давайте еще раз: за ваше здоровье! — Он чокнулся с моей стопкой, и мне пришлось подчиниться: влить в себя эту враждебную моему организму жидкость. Как ни странно, удалось ее проглотить и даже не закашляться.

— Вот так! Молодец! — одобрил спаситель мой героический поступок. — Запейте водой.

Он поднес мне стакан. Я сделала большой глоток, вода оказалась просто обжигающе холодной. Как та, речная вода, только без запаха.

Спирт подействовал сразу. Вернулись чувства, вернулось понимание того, что со мной произошло.

— Напрасно вы меня спасли, — сказала я и ощутила, что плачу. — Теперь мне придется снова пройти через это. А оно так страшно… так ужасно… так трудно решиться… и так не хочется умирать! А жить невозможно!

— Не надо плакать. — Он погладил меня по голове, нежно и бережно, и от этого я разрыдалась.

… Мы пили спирт весь вечер, всю ночь. Я напилась почти до бесчувствия. Я рыдала и билась в его руках — он меня прижимал к себе и пытался утешить. Я рассказывала, рассказывала ему все: всю свою историю, всю свою жизнь, обливаясь спиртом, обливаясь водой, которую он мне заботливо подносил, — он слушал не перебивая, не осуждая. Я думаю, что настало утро, когда я наконец отключилась и уснула — за окном все еще было темно, в ноябре светает поздно.

Несколько дней я прожила у него в этом дачном домике на краю опустевшего по осени поселка. Пару раз он ненадолго уезжал в город — зачем, не говорил, мы с ним вообще почти не говорили. Та пьяная ночь не принесла мне утешения — с каждым днем отчаяние мое становилось все отчаянней. Я понимала, что жить невозможно, и очень хотела жить. Так трудно было решиться предпринять новую попытку… Но выхода не было. Выхода не было, но я просто физически не могла убить себя, еще раз убить. И когда отчаяние мое дошло почти до помешательства, мой спаситель снова меня спас.

Выход, который он мне предложил, показался тогда настоящим избавлением от кошмара. Да, конечно, я согласилась…

— Здравствуйте, Елена Владимировна! — Мужской голос, знакомый голос — голос моего спасителя — прозвучал совсем близко, словно материализовавшись из воспоминаний. Я не поверила в такую фантастическую возможность и все же повернула голову и по инерции улыбнулась. — Я уже давно тут с вами сижу, но вы так глубоко ушли в себя, что ничего вокруг не замечаете.

Это действительно был он, мой спаситель. Почти не изменился, только немного постарел, да ведь и я, наверное, постарела. Я так ему обрадовалась!

— Вы?! Но как…

— Нам необходимо поговорить. — Он улыбнулся и взял меня за руку. — Пойдемте?

— Как вы узнали… как вы догадались, что я… Боже мой! — Я прижалась щекой к его плечу, почувствовав освобождение от боли. Он снова пришел меня спасти, он поможет, избавит, найдет выход…

— Вы позволите мне напроситься на чашку чая?

— Конечно! — Я задохнулась от радости. — У меня есть очень хороший английский чай.

— Вот и прекрасно!

Мы поднялись, прошли к его машине. Он распахнул переднюю дверцу:

— Садитесь.

Я села, вдохнула воздух его машины — пахло какой-то мужской косметикой, немного бензином и еще чем-то… И тут же радость моя испарилась, исчезла, я поняла, что никакого спасителя у меня в принципе быть не может и выход найти невозможно. Моя боль останется внутри меня навечно, пока я жива, есть только один способ от нее избавиться. Напрасно он пришел, напрасно я сидела на этой скамейке у торгового центра, напрасно тянула время. Напрасно вспоминала ту прошлую свою несостоявшуюся смерть — теперь мне опять стало страшно, почти невозможно сделать то, что задумала. А ведь еще вчера, еще сегодня утром я не только совсем не боялась, но и мучилась оттого, что нельзя умереть сейчас же, сию минуту.

Мой спаситель мне ни к чему, он будет только мешать, убивать последние остатки решимости. Помочь мне никто теперь не может, а помешать умереть — значит обречь меня на вечное страдание. Тот незнакомец на кладбище тоже предлагал помощь. Где же я его видела раньше? Знакомое лицо… не знаю. Впрочем, какая разница? Помочь он мне все равно не мог.

Мы ехали молча: я все не знала, как ему сказать, что на этот раз его участие мне не поможет, он, вероятно, не хотел начинать душеспасительный разговор на ходу. У подъезда я вдруг сообразила, что не назвала свой адрес. Получается, ему известно, где я живу? Впрочем, ему, наверное, известно обо мне все, раз явился в тот самый момент, когда… Поскорее бы от него избавиться. Соглашусь со всем, что он предложит, сделаю вид, что верю в спасение. Да! Нужно ведь еще чаем его напоить. Как некстати, как не ко времени он явился! Как мешает, мешает!