– Вы нашли в гримерной упаковку от лекарства?
– Нет. Вероятно, погибшая выбросила ее в мусорную корзину. В вашем театре полно мусорных корзин! Не рыться же в каждой? А вечером того же дня уборщица вынесла мусор в контейнер…
Зубов понимал, как глупо выглядят его вопросы, но ничего не мог с собой поделать. Ему было отлично известно, что в корзинах никто не рылся и что уборщица, которую никто ни о чем не предупредил, навела повсюду порядок.
– Это не меняет дела, – добавил следователь. – Останкинский район считается неблагоприятной для психики зоной… и самоубийства у нас не редкость. Причем без всякой видимой причины. Еще шереметевские актрисы подали дурной пример. Взялись топиться в прудах! Раньше прудов на территории усадьбы Останкино было множество. Теперь на их месте стоят дома… и малое здание телецентра, между прочим. На людей что-то влияет. У них нервы и так не железные, а при нынешней жизни…
Он завзято рассуждал о влиянии геопатогенных зон на склонность жителей к суициду и сыпал статистическими данными. Напоследок он задал Зубову стандартный вопрос: не заметил ли тот чего-нибудь необычного в поведении Жемчужной.
– Она боялась…
По лицу следователя он понял, что ответ удовлетворил его.
Зубов умолчал о деньгах, которые актриса просила у него в долг. Это уже не важно. Какая разница, куда она их потратила?..
Похороны Полины были самыми скромными. По желанию ее родителей тело доставили в Ярославль. Сопровождали актрису в последний путь несколько человек. Зубов оплатил дорогой гроб, живые цветы, всю процедуру погребения и поминки в одном из лучших ресторанов.
Он все еще не осознавал в полной мере свою потерю. Жил по инерции, словно в бредовом сне. Интерес его к театру угас… и он перестал ходить на репетиции. Там каждая мелочь напоминала ему о Полине…
Из всей труппы искренне оплакивала покойную только актриса Лихвицкая, которая на злополучной генеральной репетиции играла Ираду, верную служанку Клеопатры. Злые языки приписывали сию безутешную скорбь нетрадиционным чувствам, которые девушка питала к Жемчужной. Лихвицкая даже попросила режиссера дать ей отпуск за свой счет. Глаза у нее при этом были мокры, нос покраснел, а губы дрожали.
– Иди, гуляй, – махнул рукой Канавкин. – Нам всем впору отпуска брать. Свалилась беда нежданно-негаданно! Упаси Бог от такой напасти.
Афиши с «Антонием и Клеопатрой» сняли, зрителям вернули деньги за проданные заранее билеты на премьеру. Наримова наотрез отказалась играть египетскую царицу и заявила, что лучше уволиться, чем оказаться на кладбище.
Жизнь в театре замерла…
Когда в вестибюле снова появился мнимый корреспондент, Канавкин, который в одиночестве курил у окна, несказанно обрадовался. Хоть какое-то оживление.
– Ах, это опять вы? Желаете очерк написать о нашей незабвенной Полинушке? О ее ярком, но коротком творческом пути? Милости прошу в мой кабинет. Может, по стопочке на помин ее души?
Время, проведенное вместе у двери следователя, необыкновенно сближает.
– Я не репортер, – признался Лавров. – Я… веду частное расследование. По поручению одного заинтересованного лица.
Это смелое заявление привело режиссера в восторг.
– Вы сыщик? Вот это да! Ни разу не видел настоящего частного детектива. Только в кино.
Начальник охраны компании «Зебрович и партнеры» скромно потупился. Не признаваться же, что он всего лишь подручный взбалмошной дамочки, которая с ума сходит от скуки? Сегодня ей взбрело в голову во что бы то ни стало разоблачить убийцу актрисы, пока еще кто-нибудь не отправился в мир иной. А что она придумает завтра, страшно вообразить.
– Кто вас нанял? – заинтересовался Канавкин. – Неужто сам…
– Вы поразительно догадливы, – не дал ему договорить Лавров. – Однако тс-ссс! Мой работодатель желает хранить инкогнито.
– Да-да… я понимаю…
Режиссер с видом заговорщика подмигнул визитеру, увлекая его по коридору к своему кабинету.
– Здесь нам никто не помешает!
– Надеюсь…
В кабинете было светло. Окна выходили на южную сторону, и все уголки маленькой комнаты заливало солнце. Канавкин расположился за своим столом, а гостю предложил на выбор стул или жесткий диванчик.
Лавров выбрал стул, – чем ближе к собеседнику, тем доверительнее разговор.
– Скажите, те девушки, которые играли служанок Клеопатры… где они?
– А что? – насторожился режиссер.
– С ними все в порядке?
Канавкин кашлянул и подозрительно уставился на Лаврова:
– Вроде бы здоровы… Одна в отпуске, другая репетирует новую роль…
– Можно с ними встретиться?
– Только с Хармианой, – кивнул режиссер. – То есть с Бузеевой. Она здесь, в соседней комнате. А к Лихвицкой вам придется домой идти. Адрес я дам.
Казалось, он был не на шутку огорчен, что к нему у сыщика пока нет вопросов…
Глава 10
Катенька Бузеева оказалась очень милой улыбчивой молодой женщиной. Лавров ей понравился еще в прошлый раз, когда она приняла его за журналиста.
Следователю Роман сразу признался, что служит начальником охраны в частной фирме, а на злополучную репетицию пришел как тайный поклонник Тамары Наримовой: надеялся-де завязать знакомство. Тот пообещал не выдавать его и сдержал слово. Так что теперь Лавров разоблачал себя сам. Туманными намеками, как в случае с режиссером, он подводил сотрудников к выводу, что действует по указанию Зубова. Это ни у кого не вызывало сомнений.
Неожиданная смерть ведущей актрисы все еще оставалась в театре темой номер один.
Глаза Бузеевой наполнились слезами, едва Лавров упомянул о Полине Жемчужной.
– Жалко ее, сил нет, – призналась «Хармиана». – Совсем молодая была…
– Могла она покончить с собой?
– В жизни всякое случается. В последнее время Полина выглядела удрученной. Часто задумывалась, даже здороваться забывала. Кое-кто из наших обвинял ее в зазнайстве. Но только не я! Чего ей зазнаваться? У нас ведь частный театр… зрительный зал маленький, и вообще… настоящей звездой здесь не станешь.
– У каждого свой путь к вершине…
– Да, конечно, – соглашалась Бузеева. – Думаю, Полина страдала. Ее жизнь не складывалась… я имею в виду личная. Наверное, она хотела иметь семью, детей, как любая женщина. Временные отношения не всех устраивают.
Она тактично обходила острые углы, избегая называть фамилию Зубова.
– Скажите, вы запомнили, кто в тот день… подходил к столику за ширмами, где Жемчужная готовила себе чай?
– Зачем мне было запоминать? Кто угодно мог подойти… В нашей гримерной постоянно проходной двор. Все снуют… включают чайник, пьют воду. Лихвицкая, например, пьет только кипяченую. А вы думаете, Полину отравили?