Старая сказка - читать онлайн книгу. Автор: Кейт Форсайт cтр.№ 71

Я выглядела мечтательно-пресыщенной и удовлетворенной. Кожа моя светилась в теплом пламени свечей, а грива распущенных волнистых волос сверкала и переливалась искорками, как только что начищенная бронза. Ярко-синяя накидка, небрежно брошенная на пол в нижнем углу портрета, лишь отчетливее оттеняла мою фигуру. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять: на портрете я не одна. В тени позади меня, почти невидимый, стоял мужчина. Это был сам Тициан. Он с вожделением смотрел на меня, словно жалея о том, что не может склониться и запечатлеть поцелуй на моем обнаженном плече. В зеркале за моей спиной виднелось мое нечеткое отражение, и луч света изгибался над моей головой, словно нимб святой.

Я замерла перед холстом, охваченная совершенно несвойственным мне смиренномудрием. Мне неоднократно приходилось видеть собственное отражение в зеркале, и я прекрасно знала, что красива. Но, только глядя на картину Тициана, я вдруг до конца поняла, что имела в виду Сибилла, говоря, что красота — это и дар, и проклятие.

Я подняла на него глаза.

— Там, на картине, вы выглядите так, будто хотите меня. — В моем голосе не было укора; в нем слышалось лишь желание понять.

— Да. — Тициан хрипло откашлялся. — Я хочу вас. И очень сильно.

— Тогда почему вы не приглашаете меня в постель? Вы же должны знать, что можете это сделать.

— Я не привык платить за любовь. Мужчина и женщина должны свободно дарить ее друг другу. — Он отвернулся, и его смуглые щеки заалели. — Кроме того, я не могу позволить себе такой роскоши.

— Подарите мне эту картину, и вы получите меня даром, — сказала я.

Тициан метнул на меня быстрый взгляд.

— Она так понравилась вам?

Я кивнула.

Он нахмурился.

— Но она нужна мне самому. Я должен зарабатывать на жизнь, если хочу и дальше рисовать, а это — моя лучшая работа на данный момент.

— Разве вы не можете сделать копию? Лично для меня? Я повешу ее в своих покоях, где ее никто не увидит, кроме меня.

Я подалась к нему, чтобы он увидел белые полушария груди и ощутил теплый запах моего тела, которое сегодня утром я надушила жасмином и розой с одной-единственной целью — возбудить его. Я не могла объяснить даже себе самой, почему мне хотелось, чтобы он возжелал меня, когда мне уже до чертиков надоело быть желанной. И дело не только в том, что он не делал попытки овладеть мною. Причины были намного сложнее. Пожалуй, я понимала, что он — единственный мужчина, способный по-настоящему обессмертить меня, запечатлев во всей красе на холсте.

— Я могу написать еще одну картину, — медленно протянул он.

— Значит, мы договорились?

Я терялась в догадках, почему он не смотрит на меня, не говоря уже о том, чтобы сжать в объятиях и прижаться губами к моим губам. Воздух между нами искрился от чувственного напряжения, как было всегда, с самой первой нашей встречи. Но он старательно отводил глаза в сторону, и тело его болезненно напряглось.

— В чем дело? — мягко поинтересовалась я.

— Я не смогу делить вас больше ни с кем. Вы — куртизанка, Селена. Вы предлагаете свое тело мужчинам. Мысль о том, что чужие жирные руки будут лапать вас, мне невыносима. Как я могу заниматься с вами любовью, зная, что вы пришли ко мне от другого мужчины, а после меня уйдете к следующему?

Я глубоко вздохнула, ощущая щемящую боль в груди. На мгновение глаза мои защипало от слез.

— У меня нет выбора, — ответила я. — Разве могу я жить иначе? Мои родители мертвы. Моего отца убили, и его убийцы изнасиловали мою мать. Она отравилась, оставив меня одну. В то время я была совсем еще ребенком. Скажите мне, что еще я могла сделать?

Тициан смотрел на меня расширенными от удивления и боли глазами. А потом губы его дрогнули, и он потянулся ко мне. Я пришла к нему в объятия и спрятала лицо у него на груди. Может, я даже немножко всплакнула. Совсем немножко. А потом я запрокинула голову и нашла его губы. Еще мгновение он сопротивлялся, но я прижалась к нему всем телом, целуя его в щеку, в шею, в губы, пока он не издал судорожный всхлип и не обхватил меня рукой за талию, откидывая назад и ища мои губы. Хотя я занималась сексом столько, что уже устала от него, до этого я никогда не целовалась. При мысли об этом меня всю передергивало. Но сейчас я с готовностью подставила ему свои губы и коснулась его языка. Тело мое растаяло. Мы повалились на пол, и Тициан принялся возиться с поясом моего платья. Я лежала на голых досках с задранной до пояса юбкой, а он судорожно дергал завязки своих панталон, которые едва не лопались по швам от его желания. Я громко рассмеялась и прижалась губами к бешено пульсирующей жилке у него на виске, ощущая себя восхитительно и великолепно живой. И непобедимой.

* * *

Наш роман был очень бурным. Мы занимались любовью, ссорились, швыряли друг в друга бокалы, хлопали дверьми, клялись больше никогда не видеться, а потом встречались на очередном балу и вновь яростно занимались любовью, прижавшись к стене в каком-нибудь вонючем переулке. За картину, на которой была изображена я, он выручил крупную сумму, и мы шумно отпраздновали это событие. Мы всю ночь пили, танцевали, целовались и занимались любовью в моей гондоле, пока серебряный рассвет не превратил Венецию в сказочный город башен и куполов, парящих в туманной дымке. Далеко на севере небеса пронзали фиолетово-синие вершины Доломитов. Полуобнаженный, Тициан лежал в моих объятиях и с благоговением взирал на их загадочные склоны.

— Знаешь, я ведь родился там. Когда-нибудь я обязательно куплю себе дом с видом на предгорья.

— Разве ты хочешь вернуться и поселиться там навсегда? — поинтересовалась я, рисуя пальцем круги на его гладкой спине. Моя грудь выглядела ослепительно-белой по сравнению с его теплой оливковой кожей.

Он одарил меня презрительным взглядом.

— Я бы с удовольствием так и сделал, но в Кадоре нет ни меценатов, ни заказчиков. Там просто некому покупать мои картины. Если я хочу и дальше зарабатывать на жизнь своим искусством, я должен находиться здесь, в Венеции, или же переехать в Рим, или Флоренцию, или Мантую.

— Но разве ты не должен бесплатно дарить миру свой талант? — поддразнила я его. — Господь не допустит, чтобы тебе платили за твой труд.

Он недовольно скривился.

— Это другое. Я — мужчина и должен содержать себя и свою семью.

— А я, значит, будучи женщиной, могу рассчитывать лишь на роль декоративной игрушки мужчины и подчинять свою жизнь чужой воле.

Это был наш давний спор, которому не было конца. Тициан хотел жениться на мне и держать при себе. Это означало, что мне было уготовано лишь одно занятие — подметать грязные полы, ходить по рынкам и покупать хлеб, сыр, вино и все остальное, что покупают домохозяйки. Но я слишком дорожила своей свободой. Я дорожила своим палаццо и садом ведьмы, каменным ларцом, в котором хранились магические книги, собственной кроватью с чистыми простынями, в которой не спал никто, кроме меня. Я дорожила своими прохладными комнатами, в которых царил безукоризненный порядок, поддерживаемый усатой пожилой женщиной, которая жила только тем, что смахивала паутину и чистила серебро.