— Готово. Тридцать пять тысяч поступят на счет Квентина Сайкса в понедельник. На этом у нас с вами все?
— Да, — ответил Эрскин.
— Тогда брысь, — велел Арчер. — А то уже глаза намозолили… чучела.
Торкиль тихонько постучал концом посоха в спинку скамьи, и окошко пропало.
— Мог бы и спасибо сказать, неблагодарный, — заметил он, подразумевая Арчера. — Он ведь не знал, что мы подстроили ему ловушку.
— Он? Да он в жизни спасибо не сказал, — ответил Эрскин и поставил скамью на место.
А ведь и правда, вспомнил Говард, так оно всегда и было. Арчер запросто швырял деньги направо-налево и ни разу в жизни никого не поблагодарил, потому что полагал — все на свете и так по праву принадлежит ему.
— Есть хочу! — простонала изнемогшая Катастрофа. — Мама Рыжика дала нам только печенья, а дома вообще ни крошки и приготовить не из чего.
— Сейчас все уладим наилучшим образом, — пообещал Торкиль. — Только погодите, я переоденусь.
Он снял сутану через голову и предстал в черных строгих бриджах и черной строгой рубашке.
— Пожалуй, так и пойду, — решил он, потом снял с вешалки черный сюртук с шелковыми лацканами.
— Тебе еще цилиндр надо, — подсказал Говард.
— И рад бы, да они мне не идут, — вздохнул Торкиль. — Пойдемте?
В соборе царили тишина и сумрак: цветочные дамы и служитель давно ушли. Торкиль постучал посохом по западной двери, она отворилась, и из вечерней темноты хлынули лучи прожекторов, подсвечивающих собор. Но сияли они ровно и ничуть не искрили. В их свете глазам всей компании предстал многострадальный экскаватор, покореженный и обгорелый.
— Я категорически не согласен раскатывать по городу на таком безобразии, — заявил Торкиль.
— А я не поеду на твоем саркофаге, — откликнулся Эрскин. — Ненавижу похороны.
— Давайте пойдем пешком, — торопливо вмешался Говард. — Тут близко.
Они зашагали в синих городских сумерках к супермаркету на Церковной улице — по субботам он работал допоздна. У входа в магазин Торкиль сказал Говарду и Катастрофе:
— Ждите здесь, мы сейчас вернемся.
Те послушно остановились. Сквозь огромные окна было видно, как Эрскин и Торкиль вошли внутрь, как Торкиль с порога воздел посох — и весь супермаркет, до единого покупателя, Замер. Некоторые покупатели и продавцы оцепенели в крайне неудобных позах. Торкиль кивнул Эрскину, и они двинулись вдоль полок, запасаясь провиантом, причем обязанности разделили: Торкиль выбирал товар, а Эрскин нес. Под конец экспедиции он тащил целую гору еды.
— А ты наверняка тоже так можешь, — задумчиво прикинула Катастрофа. — Давай сходим в игрушечный магазин на Рождество, и ты всех заморозишь, а я возьму что хочу?
— Нет, — отрезал Говард.
— Почему? — обиделась Катастрофа.
— Магазины принадлежат Торкилю, — объяснил Говард.
На самом деле он вспомнил ту Катастрофу, которая мелькнула перед ним на лестнице мраморного храма, — толстую, злую и до странности похожую на Шик. Не зря ведь Эрскин сказал: «Кровь не водица». Катастрофа тоже отпрыск этой семьи, через Хатауэя, Катриону и Квентина. «Ни за что не позволю ей вырасти в Шик», — твердо решил Говард.
Между тем Торкиль уже плыл к выходу из супермаркета. За ним, нагруженный по самую макушку, шагал Эрскин. Груз не помешал ему выставить перед Торкилем ногу, преградив путь. Тот удивленно оглянулся и сделал большие глаза. Эрскин многозначительно кивнул на застывшую кассиршу, мимо которой Торкиль хотел было пройти. Торкиль пожал плечами, протянул посох и легонько коснулся им повисшей в воздухе руки кассирши. На ладони у девушки возник розовый чек. Эрскин наклонился, прочел сумму, кивнул, и оба проследовали к дверям. Стоило им перешагнуть порог — и супермаркет ожил. Кассирша озадаченно поглядела на чек, потом убрала его в ящичек кассы.
— Право, Эрскин, — укоризненно говорил Торкиль на ходу, — я же не всегда забываю платить, а только изредка, по рассеянности. Обычно успеваю вспомнить. Говард, возьми-ка у Эрскина часть груза, а то ему тяжело, вот он и брюзжит.
Вскоре добычу распределили поровну, и каждый понес хоть что-нибудь. Когда под ноги им лег восхитительно гладкий новенький асфальт Верхней Парковой улицы, даже Торкиль и тот тащил мороженую курицу, выскользнувшую у Эрскина на повороте. Держал он ее на отлете, кончиками пальцев. Говард был нагружен так, что ему пришлось звонить в дверь, стоя на одной ноге и придерживая свою поклажу на колене, — так Анна Манипенни стучалась в кабинет Хатауэя.
Мама с папой встретили их криками облегчения, и мама кинулась обнимать Говарда, который даже не успел сгрузить охапку провизии. Из-за кухонного стола с трудом поднялся Рыжик и, отнимая примочку от второго подбитого глаза, приветственно ухмыльнулся Говарду. В общей суматохе Говард расслышал, как Торкиль виновато сказал: «Ой, совсем забыл» — и стукнул посохом о порог. Настырное бряканье ударных в чулане наконец-то смолкло.
— Опять вы! — вскрикнул папа, заметив Эрскина. А при виде Торкиля, который вошел вслед за Эрскином, он сказал только: — Боже правый!
Торкиль церемонно поклонился папе, потом порхнул к маме.
— Примите мои глубочайшие извинения, — сказал он и расцеловал ее в обе щеки.
С мамой такое бывало нечасто, поэтому она растерялась и не знала, что сказать. Эрскин бухнул провизию на стол.
— Я извиниться забежал, — сказал он. — Все, пошел. Деловая встреча. Только проверю одну штуку.
Он промаршировал через весь дом в папин кабинет, за ним последовал Говард. Вдвоем они осмотрели новенькую красную папину машинку и проверили, что с ней сделал Арчер.
— Нормально, — подытожил Эрскин. — Работать будет.
Говард знал, что получилось не просто нормально, а изумительно. Арчер в своей области был гением. У Говарда даже в обличье Вентуруса не вышло бы починить машинку и вполовину так хорошо.
В кабинет вошел папа.
— Обычно я призываю гостей не стесняться, быть как дома и смело пользоваться всем моим имуществом, однако на Громил это щедрое правило не распространяется, — заявил он. — Что тут, собственно, происходит?
Говард улыбнулся, и на душе у него потеплело. У папы, конечно, свои недостатки, но ведь раскусил же он Арчера с первого взгляда! И вообще папа не ошибается в самом главном, а это важнее всего.
— Папа, мне нужно, чтобы ты написал новую порцию слов, — сказал он. — Только настоящих и правильных.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ