– Дженкс, – тихо сказала Кери, – посмотри, он
собирается перекидываться здесь, или хотел бы, чтобы ему помогли вещи в сумку
упаковать?
Дженкс взлетел и отпрянул, услышав короткий отрицательный
лай из гостиной.
Стиснув зубы из-за головной боли размером с Техас, я решила,
что он скорее всего перекинется обратно перед выходом. Перекидываться публично
разрешалось законом только в три дня до полнолуния и три дня после. Когда-то
это ограничение было всего лишь традицией, сейчас стало законом – из уважения к
нормалам. А что вервольфы делают у себя дома – это их личное дело. Я была
уверена, что никто слова не скажет из-за того, что он перекинулся ради спасения
меня от демона, но в таком виде он машину вести не сможет, а автобус его точно
не подберет. – Так-так, – сказал Кизли, присаживаясь на край кровати, – дай-ка
на тебя взглянуть.
– Ой-й! – не удержалась я, когда он тронул меня за
плечо, и ушибленный мускул ударил все тело болью.
Я оттолкнула руку Кизли, и он придвинулся ближе.
– Я и забыл, какая ты хлопотная пациентка, – сказал он,
снова протягивая руку. – Мне нужно знать, где у тебя болит.
– Стоп! – прохрипела я, пытаясь отбить его узловатые от
артрита руки. – Болит плечо, где Ал вцепился. Руки болят поцарапанные,
подбородок и живот, ободранные об асфальт. Колени… – я задумалась, – от падения
на дорогу. И лицо болит, где он мне дал пощечину. – Я посмотрела на Кери: –
Синяк под глазом есть?
– Утром будет, – ответила она сочувственно.
– И губа рассечена, – добавила я, касаясь этой губы.
К запаху снега примешался едва заметный запах дури. Дэвид
перекидывался обратно, неспешно и мирно. Ему придется снимать последствия
быстрого первого превращения, и хорошо, что у него при себе дурь нашлась.
Травка – легкое обезболивающее, и седативным действием тоже обладает.
Единственное, что жаль – действует только на вервольфов.
Кизли со стоном поднялся.
– Принесу тебе амулет от боли, – сказал он, направляясь
в сторону коридора. – Не возражаешь, если я кофе сделаю? Побуду, пока вернется
твоя соседка.
– Два амулета возьми, – попросила я, не зная, поможет
ли это моей головной боли.
Они только от физической боли помогают, а у меня было скорее
эхо, оставшееся от каналирования избыточной силы лей-линий. Это вот такое я
устроила Нику? Неудивительно, что он уехал.
Я прищурилась, когда в кухне включился свет, и лучик его
пробился ко мне в комнату. Кери внимательно на меня смотрела, и я ей кивнула,
что все в порядке. Потрепав меня по лежащей на одеяле руке, она тихо сказала:
– Чай для твоего желудка сейчас был бы лучше, чем кофе.
– Серьезные зеленые глаза обратились к Дженксу: – Ты с ней останешься?
– Ага. – Он шевельнул крыльями. – Быть у Рэйчел нянькой
– третье из занятий, которые я лучше всего умею делать.
Я фыркнула, а Кери заколебалась. Потом сказала:
– Я недолго.
Она встала, вышла, тихо ступая по половицам босыми ногами.
Из кухни донесся уютный ритм разговора, и я неуклюже
натянула плед на плечи повыше. Все мышцы ныли, как при лихорадке. Ноги мерзли в
мокрых носках, и наверняка моя промокшая от снега одежда оставила на постели
мокрое пятно. Мрачная и разбитая, я остановила взгляд на Дженксе, сидевшем на
спинке кровати в ногах.
– Спасибо, что пытался помочь. Ты точно в порядке? Он
же просто высадил дверь.
– Надо было мне быстрее амулет тот притащить. – Крылья
У него стали синими – цвет подавленности.
Я пожала плечами и тут же об этом пожалела – ушибленное
плечо отозвалось болью. Где там Кизли с моими амулетами?
– На демонов они могут вообще не действовать. Дженкс
подлетел ближе, приземлился мне на колено.
– Черт возьми, Рэйчел, как ты хреново выглядишь.
– Спасибо.
К затхлости обогревателя вдруг примешался небесный запах
кофе. Чья-то тень закрыла свет из коридора, и я со скрипом повернулась: Кери.
– Съешь вот это, пока чай заваривается, – сказала она,
поставив передо мной тарелку с тремя печеньями Айви.
Я скривилась.
– А это обязательно? – жалобно спросила я. – Где мой
амулет?
– Где мой амуле-ет, – фальцетом передразнил меня
Дженкс. – Рэйчел, кончай скулить!
– Заткнись, – устало буркнула я. – Вот попробуй
каналировать лей-линию демона, и посмотрим, останешься ли ты жив. Наверняка
взорвешься облачком пыльцы, дурило.
Он засмеялся, и Кери нахмурилась на нас, как на детей.
– Вот он, у меня, – сказала она, и я наклонилась
вперед, чтобы она надела шнурок мне на шею. Благословенное облегчение стало
пропитывать мышцы – Кизли активировал амулет, – но головная боль осталась, и
хуже того – сейчас ничего не отвлекало меня от нее.
– Прости, – сказала Кери. – Это добрый день займет. Я
ничего не сказала, и она двинулась к двери, добавив:
– Сейчас принесу тебе чай.
Она вышла, и чьи-то шаркающие шаги заставили меня поднять
глаза.
– Извини, – сказала Кери, чуть не налетев в дверях на
Дэвида. У вервольфа был усталый вид, он казался старше своих лет. Щетина стала
гуще, от него несло тяжелым пряным запахом дури. – Чаю не хочешь? – спросила
она, и я приподняла брови, увидев, что ее обычная уверенность сменилась
почтительной робостью.
Дэвид покачал головой, принимая ее подчиненную манеру с
изяществом почти дворянским. Она, все так же со склоненной головой,
протиснулась мимо него в кухню. Мы с Дженксом обменялись удивленными взглядами,
а Дэвид вошел и поставил рюкзак. Кивнув Дженксу, он отодвинул стул подальше от
меня и сел, откинувшись на спинку, скрестив руки на груди и задумчиво глядя на
меня из-под ковбойской шляпы.
– Не хочешь сказать перед моим уходом, в чем тут было
дело? – спросил он. – Начинаю понимать, почему тебя никто страховать не хочет.
Я смущенно взяла печенье:
– Помнишь того демона, который на процессе
свидетельствовал, когда Пискари за решетку посадили?
У него глаза на лоб вылезли:
– Твою Бога гроба душу мать!
Дженкс засмеялся, и голос его звенел как ветровые
колокольчики:
– Чертовски глупо с ее стороны было, как по-моему.
Не обращая внимания на Дженкса, я посмотрела в глаза Дэвиду.
В них смешались тревога, страдание и недоверие.
– Он пришел получить за оказанные услуги, – сказала я.
– И получил. Я – его фамилиар, но сохранила при себе душу, так что он не может
отволочь меня в безвременье, если я сама ему не позволю.
Я посмотрела на потолок, думая, какой же из меня, к черту,
агент будет, если я не могу после заката полезть в линию, не навлекая на себя
демонов. Дэвид присвистнул: