Тираны. Страх - читать онлайн книгу. Автор: Вадим Чекунов cтр.№ 66

Снова снежный скрип, затихающий. Посидев для верности еще немного, Юрка осторожно выбрался из снежной кучи, прокрался к повороту в узкий проулок и побежал к Детинцу.

Вскоре показался на черном фоне неба силуэт колокольни.

В кремле, не в пример замершему в пугливом ожидании городу, было оживленно. Входные ворота распахнуты, площадь освещена кострами. Псковский воевода, тучный и свирепый лицом князь, расхаживал среди суетившихся стрельцов. Все, кроме князя и стражи, были безоружны. Тащили длинные столы и скамьи, расставляли возле ворот. Подбегали люди с ворохами скатертей, несли гремящую посуду. Два дородных стрельца катили винную бочку.

Улучив момент, когда один из стражников отвернется, Юрка прошмыгнул в ворота, никем в общей суматохе не замеченный и не остановленный. Келью юродивого он отыскал без труда — прилепленная к каменной колокольне сараюшка бросалась в глаза. «Меньше, чем у Федюни, даже», — подумал мальчик и потянул хлипкую дверь.

Внутри мерцало два огонька — слабый от лампадки перед одинокой иконой и второй, поярче — от свечи на полу.

На голой лавке сидел заросший, словно леший, старик. Из одежды на нем был лишь дерюжный мешок с дырами для головы и рук. Ноги он поджал под себя, виднелись только костлявые, с мозольными наростами колени. Юродивый отрешенно смотрел на стену и не обращал внимания на вошедшего.

— От отца Козьмы и брата Михаила, — тихо сказал Юрка, шагнув в келью.

— Подавай, что принес! — выкрикнул резким голосом старик и повернул голову. Один глаз его сильно косил, другой был закрыт сплошным бельмом. — Подавай, подавай, подавай!

Юрка поспешно сунул руку под одежду, вынул сверток и протянул юродивому.

Никола цепко схватил принесенное и рассмеялся:

— Не то денежки, что у бабушки, а то денежки, что в запазушке!

Неожиданно лицо его будто затвердело. Блекло-голубой глаз, не покрытый бельмом, перестал косить. От всей фигуры Николы повеяло силой и собранностью. Точным движением размотав платок, юродивый щелкнул замком шкатулки. Выудил из ее нутра блестящую фигурку птицы. Поднес к оплывшей, почерневшей от нагара свечи и тщательно рассмотрел.

— Что же это, дедушка? — робея, но изнемогая от любопытства, подал голос Юрка.

Николка вздрогнул. Засмеялся, обнажив темные десны. Свел глаз к носу и затряс головой:

— Летела птица орел, садилась на престол, говорила со Христом: «Гой еси истинный Христос! Дал ты мне волю над всеми: над царями и царевичами, королями и королевичами. Не дал ты мне воли ни в лесе, ни в поле, ни на синем море!»

Юродивый зажал принесенную ему вещицу в кулаке, вскочил и принялся подпрыгивать, размахивая руками, словно крыльями. Мальчик попятился к двери. Николка подбежал к нему почти вплотную, склонил голову набок. Юрка увидел, что зрячий глаз старика стал ярко-васильковым.

— Беги скорей, пока не пришел Ларион, да не выдрал всю травушку вон! — заквохтал юродивый, приплясывая вокруг мальчика. — Да никому не сказывай, что видели глазки, что слышали ушки, дам за то тебе полушку!

Не помня себя, бежал Юрка обратной дорогой в монастырь.

Монахи, нетерпеливо поджидавшие его в гостиной келье, принялись расспрашивать. Мальчишка лишь дышал часто, отходя от беготни, и хлопал глазами. Брат Михаил принялся было сердиться, но Козьма, присмотревшись к Юрке, улыбнулся довольно, шепнул что-то на ухо молодому монаху и велел обоим прилечь на час, отдохнуть.

— Трудный день нас ожидает. Справится если Николка, сразу отправимся в путь.

— Ну, а если не сможет он? Тогда что? — тревожно спросил Михаил.

— На все воля Божия…

Еще затемно вновь ударили во все городские колокола. Воздух наполнился холодной и звонкой тревогой.

Чуть серые краски утра проредили ночную черноту, как на площади перед кремлем собралась псковская знать. Рядом встало духовенство с иконами и хоругвями. Впереди всех — настоятель храма Святой Троицы, возле него замерла церковная братия в торжественном облачении, диаконы с кадилами, пономари со свечами. Трепыхались в рассветном сумраке огоньки, руки церковников бережно прикрывали их, лелеяли, словно зыбкую надежду.

Поодаль столпилось купечество. Вышел из домов ремесленный люд. Возле каждых ворот собрались семьи с хлебом-солью в руках.

Молчаливые вороны сидели на ветвях и церковных крестах. Чистили крылья, поглядывали вниз, на площадь, уставленную щедро накрытыми столами, но не решались слететь.

Юрка стоял с отцом Козьмой и братом Михаилом неподалеку от ворот детинца, посматривал на колокольню, у подножия которой был сегодня ночью. Вспоминал Николку, его жалкий вид, диковинный глаз да чудные слова. Тело мальчика дрожало от холода и страха. Вот-вот крикнет с колокольни служка, известит — едет к городу царь со своим войском. Из Любятова путь совсем короток, их колокола хорошо слышны во Пскове.

Жутко было представить мальчишке, что скоро воочию увидит самого большого человека в стране, грозного и немилостивого царя. Того, по чьей воле потерял он семью и дом, а двум приютившим его монахам пришлось хоронить свою братию и скитаться по чужим обителям, в которых тоже царили скорбь и разруха. «Душа у царя больна, — пояснил отец Козьма, увидев в глазах подопечного немой вопрос, когда случилось им остановиться в очередном разоренном монастыре по пути во Псков. — Разум его смущен. Радеет о государстве и намерен благие дела вершить, да только путь избрал страшный».

Положив руки на плечи мальчика, стояли позади два монаха, ставшие для него самыми близкими людьми на всем свете. Общее горе свело их судьбы, а общее дело сплотило накрепко. После минувшей ночи Юрка почувствовал, как изменилось к нему отношение отца Козьмы. Брат Михаил и до того был близок, опекал по-отцовски, а вот Козьма ворчать перестал лишь сегодняшним утром. Разбудил, велел собираться — царя встречать. Взглянул испытующе и сказал: «Коль живы будем, в Москву с нами поедешь. В Чудовом послух примешь. Грамоте тебя учить сам буду».

— Е-еде-ет! — прорезал воздух заполошный крик с высоты.

С испуганным карканьем сорвались со своих мест вороны и метнулись в сторону реки.

Вздрогнули истомившиеся страхом и ожиданием горожане. Пронесся над головами многоголосый робкий шепот, замелькали у лбов и плеч сложенные пальцы. Качнулись в руках духовных тяжелые хоругви. Троицкий настоятель прошептал что-то, прерывисто выдыхая паром, сжал святой крест и выступил на шаг вперед.

Царь Иван ехал верхом, неспешным шагом.

Держался государь в седле с трудом. Взгляд его, неподвижный, был направлен поверх конской головы, но видел ли он дорогу, сказать было трудно. Малюта, обеспокоенно наблюдавший за государем, в конце концов кивнул племяннику. Бельский соскочил с коня, подбежал к царскому аргамаку, взял под узды и повел, гордый выпавшей честью, вышагивая торжественно и грозно.