– Не уверен, что разбираюсь.
– И раньше не разбирался, а потом научился.
– Да? Ну, можно посмотреть…
Толик и Костя выскользнули.
Пошли в сарай. Хотели вынести, но Толик сказал:
– Мать увидит. Давай тут одну попробуем подожгем?
– Крышу подпалим, если полетят.
– Да они и не полетят еще, может! Испорченные же!
Костю довод брата успокоил. Зачем поджигать трубки, если не будет эффекта, он не подумал.
И первые несколько штук действительно не сработали.
Тут Костя обратил внимание, что в некоторых есть шнур.
– Дергать надо, а не поджигать! – догадался он.
И дернул.
И зашипело… И взорвалось.
Ребята не пострадали, успели отпрыгнуть в угол, когда появились первые искры, но тут взорвалась еще одна хлопушка, за ней другая…
– Что-то светло как-то на улице… – глянула Татьяна в окно.
И, охнув, выскочила во двор.
Выскочил и Гоша.
Сарай полыхал внутри, пламя уже пробивалось сквозь доски наружу.
Слышно было, как кричат Толик и Костя.
Гоша смотрел остекленевшими глазами, в которых плясали блики огня.
Татьяна металась, невнятно крича, и вдруг, закрыв лицо локтем, бросилась к сараю.
Но Гоша ухватил ее за руку, отшвырнул, стащил со стоявшего неподалеку чучела старую телогрейку, обмотался и побежал в огонь.
Из распахнутой двери полыхнуло, но он все же бросился вперед – прыжком, будто в воду.
Татьяна тихо выла, сев бессильно на траву.
И тут же вскочила, чтобы помочь: Гоша тащил под мышками орущих Толика и Костю.
Она осматривала детей, тискала, проверяла, всё ли цело, целовала и давала затрещины.
Не сразу обратила внимание на Гошу.
Тот сидел у забора с лицом цвета пасмурных сумерек, с закрытыми глазами.
– Гоша! – бросилась к нему Татьяна. – Гоша, ты опять?
Хлопнула его по щеке, потрясла за плечи.
Гоша открыл глаза. Посмотрел на Таню, на детей. Прикрылся рукой, чтобы не светило догоравшее пламя.
– Вы кто? Где я?
Часть 3
1
Татьяна умыла и переодела чумазых, но, к счастью, совершенно целых детей (у Кости только ресницы опалились на одном глазу, и глаз стал странно голым, над чем Толик очень потешался), а потом отправила спать.
– Объясните, пожалуйста, в чем дело? – попросил Гоша, и по тону его вопроса, по тому, что он не начал разговор при детях, по глазам его, очень изменившимся, растерянным, задумчивым, не таким суетливым и шныряющим, как раньше, Татьяна поняла, что он очнулся опять другим человеком.
Предстояло теперь выяснить, каким.
– Вы сами-то что помните?
– Ничего.
– Меня не помните?
– Нет. А должен?
– Вы вообще-то довольно давно здесь живете.
– Почему?
– Пришли сюда без памяти. И тут уже второй раз ее теряете.
– И за это время ничего не выяснилось?
– Нет.
– А что у меня с собой было?
– Да ничего, – слукавила Татьяна, успокаивая себя мысленно, что рано или поздно скажет правду. – Билет только самолетный на фамилию Мушков.
– Мушков?
– Не вспоминаете?
– Нет… А где я нахожусь?
– Город Чихов, Московская область.
– Чихов, Чихов… Я что-то предпринимал, чтобы вспомнить, кто я?
– Да не особенно…
И долго они еще разговаривали. Татьяна рассказала Гоше, каким он был сначала и каким потом. Факт воровства не скрыла, выразив надежду, что это случайность, которая никогда не повторится. Хорошо хоть деньги вернул. Футболистом еще побыл короткое время в местной команде, и успешно, но успехи быстро сошли на нет.
О том, как Гоша собирался закончить короткую футбольную карьеру и саму жизнь, Татьяна решила не рассказывать. Память потерять в этом пункте ему даже неплохо.
Гоша становился все печальнее, все задумчивее.
– А привычки проявились какие-то? Мне вот кажется, что я курить хочу. Я курил?
– Да нет почти, – рискнула Татьяна. – Попробовали и бросили.
– И правильно. Гадость. Да… Неприятно…
– Ничего, – утешила Татьяна. – Понемногу всё вспомнится. Вам только от огня подальше. А то что получается: вы вспоминаете, вспоминаете, начинаете опять человеком становиться… То есть вы и так человек, но вы понимаете, да? И вдруг – хлоп – и снова полный ноль.
– Да нет, не ноль, – не согласился Гоша. – Если бы ноль, была бы пустота.
– А у вас что?
– Давит что-то, – Гоша приложил руку к груди.
– Это вы легкие обожгли, – сказала Татьяна. – Или еще при стенокардии так бывает, у моего папы так было. К врачу бы сходить. Мы, кстати, ходили уже к одному. К психиатру. Дельный человек. Думаю, еще бы вам к нему надо – пусть сравнит.
– Пусть, – кивнул Гоша, которого слово «психиатр» ничуть не оскорбило, не то что Гошу прежнего. – А давит, Татьяна, не знаю, как по отчеству…
– Да мы так обращались. Таня – Гоша.
– Почему Гоша?
– Ну, решили так. Что давит-то?
– Давит какое-то… Воспоминание, что ли… Но такое, которое я не могу вспомнить… Не знаю, как объяснить…
– Поняла, – догадалась Татьяна. – Это всё равно как помнишь, будто что-то забыл, а что именно забыл – не помнишь.
– Да. Ощущение, что я обязан вспомнить что-то очень важное… Очень…
– Хорошее?
– Не уверен, – признался Гоша.
2
На другой день Татьяна и Георгий (она стеснялась почему-то теперь называть его Гошей) пришли на прием к психиатру Кобеницыну.
Тот был рад видеть интересного пациента.
– Как ваши дела?
– Плохо, – ответила за Георгия Татьяна. – Только начал в себя приходить – случился пожар, опять память отшибло.
– Надо же! – невольно обрадовался Кобеницын такому занятному обстоятельству, но тут же сделал серьезное профессиональное лицо. – Значит, огонь вам противопоказан!
– Да мы уж и сами поняли… – сказала Татьяна.
– А с общей памятью как сейчас? – спросил Кобеницын Георгия. – Не касательно вашей личности, а окружающего мира? Прошлый раз вы оперировали ограниченным набором бытовых понятий. Как сейчас? Кругозор не расширился?