На Большом Каретном - читать онлайн книгу. Автор: Фридрих Незнанский cтр.№ 36

Ирина Генриховна кинула тревожный взгляд на Голованова, однако тот и сам уже понял, что перегнул палку.

– Максик, дорогой, ну прости дурака! Хреновину сказал, признаю. Но и ты меня должен понять. На нынешний момент версия Агеева не просто одна из многих, но она же и рабочая, причем основная. И ты не можешь с этим не согласиться. Тем более что те факты, которые накопал Филя, требуют срочной проработки, причем глубокой проработки. Так зачем же нам, скажи ты мне, дураку малограмотному, в этот момент распыляться?

Компьютерный бог, явно улещенный столь страстным покаянным монологом, только плечами пожал. Мол, возможно, ты и прав, Голованов. Возможно, Филя накопал в Чехове нечто такое, что поможет в один момент раскрутить кровавую мочиловку на Большом Каретном. Но и Его Величество Интернет нельзя бить по мордасам – себе же в убыток будет.

На том и разошлись, вроде бы и успокоившиеся, и в то же время с какой-то червоточинкой в душе. По крайней мере, именно так прочувствовала это состояние Ирина Генриховна.

Впрочем, это была даже не червоточинка, а нечто более сложное. Она попыталась было найти этому состоянию свое личное объяснение и не смогла. Единственное, что пришло на ум, так это та атмосфера скрытого недовольства друг другом, когда еще несыгранные между собой музыканты духового оркестра, оставшиеся вдруг без дирижера, начинают перетягивать одеяло, причем каждый на себя, гениального.

Нечто похожее и в то же время совершенно иное случилось на этот раз и в «Глории». На тот момент она еще не знала, что именно в спорах, порой яростно-безжалостных и жестоких, рождается та единственно правильная версия, которая и приводит к раскрытию самых запутанных преступлений.

От Неглинной, где располагался офис «Глории», до подъезда дома, в котором жили Турецкие, вроде бы и недалеко, однако это был центр Москвы, превратившийся иэ-за постоянных пробок и хаотичных парковок в кромешный ад, так что у Ирины Генриховны, угодившей в очередную километровую пробку, было время более-менее спокойно подумать о том, что удалось накопать в Чехове Агееву, сопоставляя эту информацию не только с той характеристикой на Толстопятова, которую смог раздобыть Голованов, но и с тем состоянием этого несчастного по-своему сорокалетнего мужика, в котором он пребывал уже несколько месяцев. И если верить все тому же сослуживцу Голованова, опускался все ниже и ниже.

«Мог он решиться на подобное убийство? – спрашивала она сама себя. И тут же отвечала: – Вполне».

Тем более что, по утверждению Аллы Борисовны, этот несчастный – почему-то вдруг ей стало жалко до боли мужика, бросившего все ради своей любви, и она мысленно называла его не иначе как несчастный – часами просиживал в ее квартире, чтобы только уличить в неверности свою даму, а возможно, и удостовериться в обратном. Ведь не каждую же ночь она таскала в свою постель этого козла Германа, фамилия которому была Тупицын, чтобы в очередной раз простить ее? Но когда она заявила ему, что все, мол, цирк закончен и клоуны разбежались и теперь она выходит замуж за человека, которого действительно любит, вот тут?..

Да, пожалуй, в этот момент он, уязвленный в самое сердце, мог убить и ее и своего соперника, которого он ненавидел, пожалуй, даже больше, чем секс-гиганта Тупицына. Однако почему-то не сделал этого, а, судя по версии Голованова, стал вынашивать план кровавой мести. Чтобы одним махом – и эту козу, и ее козлов.

Возможно такое? Вполне.

Но... И тут ее способности психолога-криминалиста начинали давать сбой. Вряд ли на разработку подобного преступления способен вконец опустившийся алкоголик, которому уже ничего в жизни не нужно, кроме очередного стакана, да и мозги которого соответственно уже далеко не те, что были раньше.

В логическом построении начиналась какая-то мешанина, в которой даже сам черт не смог бы разобраться, и Ирина Генриховна мысленно возвращалась к факту убийства Бешметова, который, если взять за основу версию Голованова – Агеева, не вязался с предыдущим преступлением.

Хотя, впрочем, почему не вязался?

Учитывая то состояние, в котором на момент совершения преступления находился все тот же Толстопятов, он мог забыть в мастерской Толчева нечто такое, что показало бы на него как на убийцу, и он пытался найти и уничтожить работающую против него улику.

«Возможно предположить такое?» – спрашивала себя Ирина Генриховна.

Вполне. Если бы не одно «но».

Этой уликой мог быть пистолет, нож с отпечатками пальцев, массивный кастет или, на крайний случай, увесистая дубинка, которой Толстопятов собирался замочить своего обидчика, однако ничего подобного в мастерской найдено не было, а это значило, что убийца Бешметова, ночь от ночи рывшийся в мастерской Толчева, искал что-то иное.

Знать бы что!

Небольшую зацепку, правда, оставил сам Бешметов, заявив, что слышал ночью какой-то скрип и шум, похожий на шум передвигаемой мебели. Но, как заявила Алевтина, все шкафы, стол и кресла стояли на прежних местах, а это значило...

Впрочем, означать все это могло одно.

Убийца Бешметова, который стал опасным для него свидетелем вторжения в мастерскую Толчева, раскрывал дверцы шкафов, в которых хранился архив Толчева, и выдвигал один за другим ящички, чтобы не пропустить какой-либо мелочи.

Скрипы и шорохи, похожие в ночи на шум передвигаемой мебели.

«Хорошо, пусть будет так, – сама с собой соглашалась Ирина Генриховна. – Но что именно могло бы заставить убийцу Бешметова вновь и вновь возвращаться в мастерскую Толчева, прекрасно зная, что это чревато более чем серьезными последствиями?»

Мало того, он даже решился на убийство пожилого человека, тогда как мог совершенно спокойно покинуть подъезд. Судя по силе удара, он был физически сильным человеком, и больной старик не мог представлять для него серьезной угрозы.

Да, все это вроде бы и так, однако Бешметов был убит, а это значило, что он представлял реальную угрозу для ночного гостя. Причем угрозу, адекватную убийству.

Пробиваясь сквозь автомобильную пробку и метр за метром отстаивая свое право водить по Москве машину, Ирина Генриховна вдруг поймала себя на том, что мысленно возвращается к оперативному совещанию в МУРе, на котором генерал Яковлев ставил перед операми убойного отдела примерно такие же вопросы.

Видать, не так уж все и просто в этом деле, как могло бы показаться на первый взгляд. И может быть, действительно был прав ее Турецкий, когда сказал ей, что причина убийства фотокора Толчева может лежать в сфере его профессиональной деятельности. И в то же время убийство Марии...

От всего этого голова шла кругом, и она, решив, что утро вечера мудренее, сосредоточила все свое внимание на бампере тащившегося в двух метрах от нее «Мерседеса». Хоть и старенькое было корытце, битое-перебитое, однако въедешь в задницу – мало не покажется.

И все-таки, застыв в очередной раз в этом скопище машин, она не могла не думать о том, способен ли был Толстопятов решиться на убийство случайного свидетеля его проникновения в мастерскую Толчева, если он действительно был тем самым мясником, который смог-таки осуществить план своей мести? И не могла сказать ни «да», ни «нет».