Плутоний для «Иисуса» - читать онлайн книгу. Автор: Фридрих Незнанский cтр.№ 43

— Так Виктора Балашова батьку проведать слетали! Он в больницу попал! Вот мы и летали — Балашов, я и Андрей Елисеев.

Фамилии совпадали с теми, что были зарегистрированы на рейс 1216. Более того, ни Балашов, ни Елисеев не были задержаны и не было известно, занимали они какое-либо важное положение в секте или такие же костоломы, как Молоток. Списки активных членов секты бесследно исчезли. Но Молоток не знал, что технические возможности работников Генпрокуратуры превосходят техническую оснащенность горрайпрокуратур.

— Назовите, пожалуйста, фамилию, имя, отчество человека, к которому летали, и его адрес, — попросил Турецкий.

Вот тут Молоток задумался. Если бы он говорил правду, так долго размышлять у него не было бы необходимости.

— Вообще-то какое вам дело? Это частный повод, вы не имеете права вторгаться…

— Имя и адрес! — настойчиво потребовал Турецкий. — Если где-то я прищемлю ваши права, перед вами извинюсь, перед начальством отвечу! Итак?

— Балашов Константин Николаевич, Челябинск, улица Садовая, дом шесть…

Александр Борисович Турецкий удовлетворенно кивнул, придвинул к себе телефакс, долго набирал номер, потом, дозвонившись, заговорил:

— Полковник Сергеев? Привет, Михаил! Как спина? Зудит? И ты вместе с ней! Сделай одолжение, пошли срочным порядком толкового паренька к Константину Николаевичу Балашову… — Следователь продиктовал адрес. — Пусть хорошенько тряхнет старину и спросит, приезжал ли к нему сын из Москвы. Если приезжал, то с кем и чем занимался. Заодно пусть проверит, может, пенсионер в больнице. Пусть постращает, старичок может начать юлить. И тут же мне телефонируйте результат. Полтора часа хватит? Многого хочу? Так ведь девиз знаешь: куй железо, не отходя!.. Заранее благодарю!

На жестком, рельефном лице Молотка отразилось легкое беспокойство.

— Все-таки не зря вас, мильтонов и прокуроров, народ не любит, — сказал он с неким разочарованием даже.

— Это почему?

— Да злые вы. Вон больного старика будут по вашей милости терзать!..

— Ишь ты! Филантроп с черным поясом! — воскликнул Турецкий. — Пояс черный?

— Да, а что?

— Ты должен спасибо мне говорить, Кирилл Воробьев, за то, что я заказ в Челябинск послал! Я иду вопреки всем нашим методам работы с вашим элементом. Я алиби тебе добываю, а ты кочевряжишься. Ведь если окажется, что вы втроем действительно водили вокруг старичка хороводы, следователь по особо важным делам снимет с тебя наручники и со слезой в голосе извинится за ошибку…

— Да ладно, че вы, в самом деле!

— Так пояс, говоришь, черный?

— Ну.

— А это что — не знаешь?

Турецкий выложил на стол черную палочку.

Ошарашенный и выведенный из себя Молоток рявкнул:

— Не знаю!

— Как утверждают ваши бывшие коллеги по спорту, фамилии прилагаются… — Турецкий говорил скучным голосом, не торопясь, помахивая в воздухе листом бумаги с напечатанным на нем текстом, — …вы, Кирилл Воробьев, являетесь разносторонним специалистом в области боевых искусств. В последнее время увлекались школой под названием «коготь каменной птицы». Зачитываю: «Кирилл сам сделал себе палочку из эбонита и выжег монограмму, букву «М». Смотрите, Кирилл, эта палочка, этот коготь — в отличие от китайских первоисточников не каменный, а эбонитовый, и посередине имеется соответствующая вашей кличке буква. Похоже, ваша вещица?

— Похоже, моя!

Воробьев ответил с вызовом, хотя понял, что сбываются худшие опасения.

— Как так получилось, что ваш коготь оказался у меня?

— Мало ли! Я давно его потерял! Может, подобрал кто-нибудь…

— Это было найдено в Челябинске… — медленно, с паузами, произнес Турецкий.

— Ну вот, — подхватил Воробьев. — Вот там и потерял, когда старика навещали!..

Турецкий также не спеша продолжал, словно и не слышал его слов:

— …Вернее, не в самом Челябинске, а в Копеевске…

— Да? — несколько глуповато брякнул Молоток.

— Да. На даче у директора одного заводика.

— Ну правильно, спер или нашел. Сейчас все начитанные, понял, что за штука, взял себе!..

— Это директор-то? — недоверчиво спросил Турецкий.

— Ну, может, не он, может, другой…

— Какой другой? — аж подался вперед Турецкий.

Глазом не моргнув, Воробьев поправил себя:

— Другой кто-нибудь, говорю!

— Умничка ты наш! — неподдельно восхитился Турецкий. — Никак тебя голыми руками не схватишь!

Воробьев зло улыбнулся:

— Конечно! Вам только поддайся!..

— Не нам, Кирилл, а объективной реальности. А реальность такова: свой коготь ты сам обронил в пригороде славного Копеевска на даче некоего гражданина Тузика…

— Какого еще Тузика?! — взвился Молоток. — Нечего на меня всяких собак-тузиков вешать!

— Ну хорошо, мы здесь, собственно, не для того собрались, чтобы вашу лаянку слушать, гражданин Воробьев, — устало произнес Турецкий.

— Тогда отпускайте, если вам больше нечего сказать!

— Еще несколько минут. Нам с вами надо произвести некоторые процессуальные действия, предусмотренные статьей сто шестьдесят четвертой УПК, называемые предъявлением для опознания, а также дождаться ответа на мой запрос из Челябинска.

Воробьев беспокойно заерзал на стуле.

— Какое еще опознание?

— Попрошу немного терпения.

Как раз в этот момент ненадолго отлучившийся Олег Величко заглянул в кабинет Турецкого и кивнул: мол, все готово.

После этого вошел омоновец с автоматом, чтобы проводить задержанного в комнату, подготовленную для опознания.

4

Олег сделал все так, как просил Турецкий. В комнате не было ничего лишнего. Возле голой стены стояли в ряд пять стульев. А прямо напротив, возле двери, — три мощных софита, пока выключенные.

— Что будем делать? — негромко спросил Олег у Турецкого. — У Воробьева снимем браслеты?

— Опасно, мне кажется.

— Мне тоже, — вздохнул Олег.

— Твои товарищи не обидятся, если придется в браслетах посидеть?

Олег хмыкнул.

— Ничего! Даже забавно.

Воробьев и четверо коллег и приятелей Олега, составлявшие так называемый «фон», все в наручниках, одетые пестро, уселись на приготовленные стулья.

Когда включили софиты, пятеро опознаваемых ярко осветились, словно для телесъемки. Теперь они перестали различать лица тех, кто стоял за софитами, что и требовалось Турецкому. В кабинет не спеша вошел Семен Семенович Моисеев, вполголоса матеря себя и свое ушибленное место.