Дамочка с фантазией - читать онлайн книгу. Автор: Елена Арсеньева cтр.№ 48

– Сегодня сорок дней, как не стало моего дорогого мальчика. Спасибо вам всем, что пришли помянуть, – сказала она низким, словно бы придушенным голосом. – Он был чудесным сыном, дороже его у меня никого в жизни не было. Думаю, никто из вас не может сказать о нем хоть что-то дурное. Говорят, смерть забирает лучших. Вот, забрала моего сына. У меня к вам просьба – ничего про Сережу больше не говорите. Просто выпейте и покушайте на помин его души, упокой ее, господи. Земля ему пухом, царство небесное.

И она опрокинула в рот содержимое стакана. Тяжело села, отломила кусочек сыра, начала медленно жевать. Веки опустились – она словно шторку задернула между собой и миром.

Вокруг пили. Общительный Максим потянулся было чокнуться с мачехой, но Долохов сделал ему страшные глаза – и он отдернул руку так торопливо, что едва не расплескал свою водку. Опрокинул в рот всю стопку, с маху сел и принялся хлебать борщ, сам такой же красный, как этот борщ, убежденный, что все заметили его дурацкий промах. А между тем, разумеется, никто ничего не заметил. Таких неучей, не знавших, что на поминках не чокаются, нашлось еще несколько человек. Ну что ж, теперь будут знать.

Валентина, впрочем, на промашку Максима не обратила никакого внимания. Она сама тоже была хороша: первую рюмку на поминках пьют до дна, одним глотком, она же цедила крохотными глоточками, словно в задумчивости, исподтишка продолжая поглядывать на женщину в черном свитере.

Получается, Ирина Пластова (кажется, в той кошмарной заметке ее назвали Ириной Петровной), жена Олега, мать Сергея Пластова? Но этого не может быть.

– Чего и почему? – шепнул кто-то рядом, и Валентина очнулась. Покосилась в сторону и увидела, что Долохов не ест, а смотрит на нее.

– Что? – спросила непонимающе.

– Не знаю, – дернул он плечом. – Это тебя надо спросить. Ты сидишь и бормочешь: «Не может быть!» Вот я и спрашиваю: чего не может быть и почему?

– Нет, серьезно, это его мать? – спросила Валентина.

– Да господи, она ж сама назвала его своим сыном! Чего тебе еще надо? – удивился тот. – В смысле, они не похожи? Ну, всякое бывает. Я тоже на свою матушку ни грамма не похож, зато весь в отца, как вылитый.

– Дело сугубо в ней! – Валентина помахала перед открытым ртом ладошкой, разгоняя водочный вкус. Почему-то ей в голову не пришло закусить. – Ты понимаешь, она принадлежит к тому типу женщин, у которых ярко выражена гиперандрогения. У них в организме переизбыток андрогенных, то есть мужских, гормонов. Видишь эти усики, щеки в густом пуху? Ей сейчас около сорока, а лет через десять это станет еще заметней. А уж когда поседеет, вообще будет выглядеть как Дед Мороз, особенно с ее склеротическим румянцем, я тебе точно говорю! Потом обрати внимание, как она сложена. Очень полная. Наверняка налицо гормональная патология. Я тебе с уверенностью шестьдесят процентов парадистанс скажу, что она бесплодна. Она не могла ребенка родить.

– Шестьдесят процентов чего?.. – тупо спросил Долохов.

– Гарантии, что она не могла ребенка ни родить, ни зачать.

– Нет, ты про какую-то пару говорила.

– А, это наше выражение такое, профессиональное: парадистанс, то есть на расстоянии. Ну, можно сказать: гинекологический диагноз парадистанс, понятно?

– Теперь понятно. Но не пойму, чего ты так напряглась по этому поводу?

– Просто я слышала, что Олег женился на женщине с ребенком. А получается, что у этого бедного мальчишки и отец оказался не родной, и мать.

– Да, всякое бывает. Но главное, чтобы они его любили, вот и все. А судя по ее словам, дороже Сергея у нее никого не было. Кроме того, ты говоришь, что гарантия этого диагноза только шестьдесят процентов. Может, эта женщина попала в остальные сорок.

– Ну, дай бог, если так, – пробормотала Валентина, отводя глаза. Все-таки неудобно этак бесцеремонно разглядывать незнакомого человека. Тем более что Ирина Петровна, кажется, не оставила без внимания ее любопытство. Пару раз Валентина заметила острый, колючий промельк быстрого взгляда из-под щетинистых ресниц. – И вообще, какое мое дело?

– И то, – рассеянно кивнул Долохов. Вокруг начали наливать по второй, он был тоже занят этим ответственным делом.

Ирина Петровна вновь наполнила стакан до половины, вновь опрокинула ее одним глотком и принялась рассеянно жевать сыр.

– Ей-богу, – негромко сказал Долохов, – поглядишь, как она сорокаградусную хлобыщет, – и воленс-неволенс поверишь в твой шестидесятипроцентный парадистанс. Кстати, Валь, ты не пересядешь на мое место? Мне с Максиком надо пошептаться, а через тебя как-то не вполне удобно получается.

Он поднялся, Валентина покорно пересела, оказавшись на один стул ближе к Ирине Петровне. Теперь смотреть в ту сторону было вовсе неудобно. Пришлось заняться едой.

Долохов и Максим, усевшись рядом, немедля сдвинули головы, будто две подружки-сплетницы, и принялись оживленно шептаться. Девушки, сидевшие с другого боку Валентины, тоже вовсю чесали языками. Причем создалось впечатление, что они уже совершенно забыли о печальном событии, по поводу которого собрались в столовой. Их куда больше волновало, почему одна из них, по имени Люда, не пришла вчера на какую-то тусовку в ночном клубе «Гудок», куда должен был прибыть некий Гоша. Судя по трепетности и почти священной дрожи в голосе, с какими называлось его имя, это был сущий идол не только нижегородских красоток, но и всех девиц в мировом масштабе. Люда, как выяснилось, была накоротке с идолом (занималась с ним в одной студии бального танца) и обещала познакомить с ним Таню – чернявенькую, чуточку вульгарную девушку, влюбленную в Гошу на расстоянии. Но Люда подвела подружку – не пришла в «Гудок», и Таня напрасно слонялась вокруг кумира, напрасно терлась о него грудью и бедром, когда тот играл в боулинг, и столь же напрасно извивалась перед ним, едва начались танцы. В первом случае Гоша вежливо попросил Таню подвинуться и не пыхтеть ему в шею. Во втором… во втором просто не заметил ее.

– Конечно, там вокруг столько девок тусовалось, и все к нему липли, будто он шоколадом намазан. Если бы ты меня к нему подвела и познакомила, он бы на меня точно внимание обратил, и потанцевать пригласил бы, и домой проводил, – обиженно тянула Таня.

– Ты, Танька, наверное, сметаны объелась, которую тебе мама из Лыскова привезла, – усмехнулась та, которую называли Людкой. – Гоша никогда никого не приглашает танцевать. Зачем напрягаться? Девки сами к нему в очередь становятся. И, между прочим, напрасно. Он практически всем отказывает. А еще домой провожать… Да небось такая девушка бы в историю Нижнего вошла, которую бы он домой проводил. Дас ист фантастиш!