То есть я допускаю, что вряд ли прямо-таки сидит в квартире
или на лестничной площадке засада и ждет меня, навострив пистолеты (ну и ну,
что ж ты порешь, писательница?!). И вряд ли они успели подговорить досужих
соседей немедля настучать, когда я появлюсь дома. Но у меня в квартире есть
собственный стукач. Это охранная сигнализация. Как только я позвоню на пульт,
чтобы отключить ее, всем заинтересованным лицам станет известно: я вернулась. И
если все же свора спущена с цепи, то незамедлительно появится один или
несколько боевых ребят, чтобы взять меня под белы рученьки и вовлечь в узилище,
спастись из которого будет уже не столь просто. А то и вовсе проблематично.
Поэтому лучше перебдеть в мерах безопасности, чем недобдеть.
Перебдеть я намерена следующим образом: нашариваю в кошельке
телефонную звонилку, которую приобрела на случай, если вдруг разрядится
мобильник, и подхожу к автомату возле булочной. Набираю номер охранного пульта,
говорю фамилию и код, прошу снять квартиру с охраны, а потом кладу трубку и иду
к своему дому.
Но во двор я не захожу, а становлюсь на противоположной
стороне, как раз на углу, так, чтобы мне было видно оба входа в наш двор. Если
мои подозрения верны, то либо слева, либо справа подъедет милицейская машина и
крепкие парни с непреклонными лицами ринутся во двор – брать опасную
преступницу Ярушкину тепленькой. Тогда… тогда плохо. Мне только и останется
идти сдаваться, пытаться объяснить необъяснимое и с пеной у рта доказывать свою
невиновность. То есть делать именно то, что я намеревалась сделать перед тем, как
встреча со зловещим проводником прервала мой благочестивый порыв.
Если же все обойдется, если мое возвращение домой пока
никого не волнует (пока, вот именно!), то я намерена еще побарахтаться. Меня
впутали в довольно гнусную историю. И, коли уж я совершенно не знаю, где искать
концы обвивших меня веревок, то надо постараться выпутаться самым
парадоксальным образом, а именно: доведя ситуацию до абсурда.
Что известно тем, кто собирался пришить мне убийство, потом
сбросить с поезда и заявить обо мне в милицию? Что они вчера выкинули меня на
ходу из тамбура и, по логике, я должна погибнуть. То есть никаким разумно
объяснимым способом я не могла бы сегодня оказаться дома! И уж совершенно точно
я бы не сделала такой глупости, как пойти на вокзал, снова взять билет и снова
отправиться в Москву. Но я собираюсь исполнить именно этот смертельный номер!
Правда, на сей раз в кассу я пойду не с обычным паспортом, а с зарубежным.
Получить по нему билеты проблем не будет: сейчас как раз идет обмен паспортов,
так что многие покупают билет либо по справке из милиции, либо по загранпаспорту:
сама вчера таких видела. И что я еще сделаю, так это сегодня же заявлю об утере
своего общенационального паспорта. Причем сообщу, что потеряла его дня три
назад. У меня был все еще старый, советский паспорт, и мне его всяко надо
менять на новый, российский, так что ничего страшного.
Таким образом я попытаюсь внушить тем, кто рано или поздно
придет привлекать меня к ответу за убийство неизвестного: по паспорту Е. Д.
Ярушкиной мог купить билет кто угодно. Ищи теперь свищи ту опасную особу с
обагренными кровью ручонками, которая прыгала из вагона на подъезде к
Владимиру! А я все это время была в Нижнем. Еду в Москву только сегодня!
К сожалению, придется расстаться с любимым свитерком, с этой
курткой и этими брюками. Их может опознать проводница. Лицо запросто не
вспомнит, но что касается дорогих тряпок… Женщины такие детали запоминают!
Ладно, куртку я особенно никогда не любила, с легкостью
отдам ее «бедным людям», но свитер жалко до ужаса! Может, его покрасить?
Скажем, в черный цвет?
Нет уж, черный мне жутко не идет. Не мой это цвет. И
получится как раз по поговорке: выкрасить да выбросить.
Ага, я лучше сдам все эти вещи в химчистку. А квитанции…
если будет обыск и квитанции найдут, то по ним найдут и вещи. Поди тогда
объясни, зачем я их в чистку сдавала. Уничтожить пятна крови? Очень может быть!
То есть квитанции найтись не должны ни при каких
обстоятельствах. О, я вот что сделаю! Я отправлю их самой себе до
востребования. Причем не на Главпочтамт, куда какой-нибудь не в меру ретивый
следователь вполне может заявиться – просто так, на всякий случай! – и не в
свое родимое сто пятое отделение – по той же причине. Я выберу в «Желтых
страницах» самую что ни на есть дальнюю почту, где-нибудь на окраине Сормова
или Автозавода. Пусть ценные бумаги полежат, пока не минует грозе над моей
головой.
Может быть, кому-то покажется, что я заметаю следы излишне
тщательно? Перекреститесь, коли кажется! Вам ведь не приходилось просыпаться в
одном купе с покойником, коего не вы сделали таковым, но стечение самых роковых
обстоятельств не просто указывает на вас, а с криком тычет в вас пальцем. Мне
же пришлось испытать именно это «удовольствие» – прошлой ночью. Поэтому моя
предельная осторожность вполне объяснима.
Конечно, может статься, что, когда я начну убеждать: не была
в том вагоне, не могла быть! – мне предложат в милиции доказать мое алиби. То
есть мне нужен человек, который мог бы подтвердить, что всю ночь я была с ним.
Такого человека в поле моего зрения нет. То есть в принципе
он есть… Не сомневаюсь, что «бесподобный психолог» пошел бы ради меня на любое
лжесвидетельство. Но он в Англии!
А что, если подтверждение моего несуществующего алиби просто
купить? Но с деньгами у меня теперь – как всегда, впрочем! – туго. Предложить
разве что брильянтовые сережки кому-нибудь? Осталось решить кому…
О, знаю! Знаю человека, которому я могу предложить кое-что
получше бриллиантовых сережек (тем более что мне жаль с ними расставаться, они
у меня единственные)! Да, я сделаю этому человеку интересное предложение… и
практически не сомневаюсь, что он согласится.
Если техника меня не подведет, конечно.
Однако я стою тут, на углу, уже довольно долго, а между тем
никаких машин, под завязку набитых оперативниками, не видно. Похоже, охота на
меня, бедную, еще не началась. Значит, можно идти домой.
Что я и делаю, изо всех сил пытаясь держаться естественно.
Здороваюсь с двумя тетеньками из второго подъезда, которые практически целые
дни проводят на дворе, выгуливая своих разжиревших псов. И те, и другие
встречают меня с обычным равнодушием. Значит, точно меня тут еще не искали ни с
собаками, ни без.
Вхожу к себе – и особенно остро чувствую, как я этот дом
люблю, как мне здесь хорошо и уютно. Надеюсь, я еще долго проживу в этой
квартире, во всяком случае, что на казенное жилище мне ее менять не придется!