Операция «Сострадание» - читать онлайн книгу. Автор: Фридрих Незнанский cтр.№ 17

А может быть, и нет! Ему ли не знать о состоянии нынешней пластической хирургии на родимых российских просторах? Ну, не он, так другой. Как говорится, все там будем… По отношению к Ольге Михайловой Зинченко не в состоянии был выжать из себя даже крошечной слезинки.

По крайней мере, можно считать, что Зинченко искупил свою вину тем, что впредь никто не умрет от его руки. Когда его лишили лицензии, он предпочел расстаться с медициной, хотя такого решительного поступка от него никто не требовал. Как раз в это самое время старый друг, с которым они играли в одном дворе, основал фирму по торговле автомобильными запчастями, и ему требовались помощники. На то, что в его фирме будет работать человек с подмоченной репутацией, чье лицо еще несколько месяцев назад с мушиной назойливостью мелькало по всем программам, старый друг великодушно закрыл глаза… И не прогадал. А Иван Зинченко наконец-то смог найти приложение своим способностям в настоящем бизнесе. Ему понравилось. Он пошел вверх, не останавливаясь на достигнутом… Да, признаться, он наконец-то нашел то, что искал.

Папец, конечно, стоял на ушах, не в силах смириться с фактом, что его сын больше никогда не наденет белоснежный накрахмаленный халат, не сядет в кожаное кресло владельца престижной клиники. Но в конце концов смирился. А куда деваться? Заработок-то весь принадлежит Ивану. Кто еще будет давать деньги на жизнь отставному врачу, немолодому и любящему выпить? Волей-неволей приходится ему быть с сыном вежливым. А когда папец, поддав, выходит за рамки вежливости, Иван ему прощает — батя, как-никак.

А в общем, жизнь удалась. Хотя не сразу, хотя ценой Ольгиной жизни… А ведь, по существу, за свое теперешнее благополучие он должен благодарить мертвую Ольгу. И Великанова, который написал о его клинике аргументированное письмо в Минздрав… Великанова, тоже ныне мертвого. Иван Зинченко редко смотрел телевизор и о смерти Великанова узнал только от милиционеров, которые пришли его навестить в связи с этой смертью. Не было ли, значит, тут мести со стороны доктора Зинченко? Тем более что, согласно данным, которыми располагают следственные органы, он доктору Великанову угрожал…

Касательно того, чтобы угрожать, он и сам уже не помнил. Да, должно быть, что-то похожее произошло сразу после того, как отобрали лицензию. Не понимал он тогда своего счастья, терзался публичным позором, растиражированным в газетах, и мучился. Рыжая красотка, которая прожила с ним до этого чуть ли не полгода, бросила покатившегося под откос авантюриста. Папец постоянно напивался и гундосил, что Ванька повторяет его судьбу, что не хватало еще, чтобы его сына настиг тот же печальный конец, что и его, — будто он уже в гробу одной ногой стоит, да что ж за гнусь такая, честное слово! Ивану казалось, что все, начавшееся с невероятной, случайной, непостижимой смерти Ольги Михайловой, которая никак не должна была умереть, — настоящий бред, направленный конкретно против него. Помнится, в таком горячечном состоянии он в самом деле ходил на работу к Великанову. А что там было дальше, угрожал или нет, трудно сказать. Какую ерунду нес, сам не помнит. А вот что нес именно ерунду, полностью уверен: что же умное он мог тогда сказать? Единственное, что помнит, — это как Великанов ему ответил, что врач не должен так себя вести и что Зинченко лучше сменить профессию. Для любого другого на его месте эти слова стали бы оскорблением. А для Зинченко, подсознательно уже распрощавшегося с нелюбимой профессией, стали благодеянием…

Зинченко следакам, или кто они есть, так и сказал: во-первых, я больше не доктор — и горжусь этим. Во-вторых, Великанова мне сейчас хочется не убивать, а спасибо ему сказать, и если бы он не погиб, сказал бы обязательно. В-третьих, что зря трепаться, — копайте. Что накопаете обо мне, все ваше будет. Отвязались. Видно, накопали достаточно. Ну и на здоровье. А здоровье — одна из главных жизненных ценностей. Как бывший врач, Зинченко это признает.

Владислава Яновна Линицкая в любом коллективе, начиная со студенческого, стяжала репутацию человека без нервов. На самом деле нервы у Влады имелись, как у всех, и сделаны они были не из железа и не из нержавеющей стали, и поджилки в случае непосредственной опасности тряслись будь здоров, особенно в прежние времена, когда она еще не стала заведующей отделением. Просто она умела держать свои нервы под контролем. На экзамене по анатомии, где до нее уже успело срезаться полгруппы, на свидании с парнем, который лузгает девчонок, как семечки, Владочка зажимала себя в кулаке. Ни красных щек, ни резкой бледности, ни прерывистой речи: в любой ситуации — прирожденная польская панна, без пяти минут графиня, хладнокровная и невозмутимая. И это действовало: хладнокровие помогало переломить ситуацию в свою пользу. Там, где полгруппы сыпалось на простом вопросе из-за того, что теряли в панике голову, Линицкая получала пятерку; избалованный кумир всех красавиц третьего курса бегал за ней, точно на веревочке привязанный, пока она его не отшила, потому что ей стал неинтересен мужчина, не умеющий держать себя в руках. Влада стопроцентно знала, что внутри могут бушевать любые бури, но снаружи обязан царить полный штиль. Иначе человек становится уязвимым. Податливым становится. Эмоции нельзя расшвыривать во все стороны, их нужно бережно сохранять для себя, тогда они приносят настоящую силу.

Все так и произошло, когда Владочка — век жить будет, не забудет! — впервые встала за операционный стол… На втором курсе привели на практику в операционную. Операция не чрезмерно сложная: удаление варикозных подкожных вен по Бэбкоку. Всего-то и дел, что просунуть в надрезанную сверху и снизу вену зонд с пуговицей на конце, закрепить и дернуть зонд в обратном направлении, натягивая вену на него и выворачивая, будто перчатку. Вроде несложно, но второкурсникам и такой манипуляции, как правило, не доверяют — только глазками, только смотреть. Вдруг преподаватель говорит: «А ну, кто смелый? Мыться на операцию!» Мальчишки из их группы забоялись, один за другого прятались. А Владочка с абитуры знала, что станет хирургом. Она принципиально пошла на операцию, не испугалась ни крови, ни вены, ни зонда. Зато как потом препод с ней носился! В пример Линицкую ставил. В кружок ее записал, продвигал. А все из-за чего? Из-за смелости и хладнокровия.

Это хладнокровие сыграло и не последнюю роль при ее приеме на работу в «Идеал». Владислава Линицкая тогда доходила до отчаяния, вынужденная кормить на свою скромную зарплату больную маму и маленькую дочку — деньги ей позарез требовались. К тому же, сотрудничество с таким классным хирургом, как Великанов, стало бы лучшей рекомендацией впоследствии, если она решит отправиться в плавание по иным морям… Собеседование проводил Великанов собственной персоной — совместно с каким-то брюнетом: потом Владислава Яновна узнала, что фамилия брюнета — Николаевский и в «Клинике „Идеал“ он что-то вроде директора и мозгового центра по совместительству. Они на пару с Великановым задавали ей вопросы, и если вопросы Великанова, пусть иногда каверзные, касались профессиональной области, то Николаевский спрашивал главным образом о не сложившейся личной жизни. На те и другие вопросы Владислава Яновна отвечала сдержанно, без намека на смущение и обиду. Как пишется в плохих, но иногда правильных книгах, ни один мускул не дрогнул на ее лице. Где-то к середине разговора она почувствовала, что ведет со счетом „один — ноль“: ей удалось перетянуть на свою сторону Великанова, который, защищая коллегу, резко прервал Николаевского. Великанов стал настаивать на том, что такого отличного профессионала, как доктор Линицкая, невозможно не принять, и дело было на мази. А если бы не сдержалась, дала волю обидам, то осталась бы и без денег, и с тягостным чувством, что ее понапрасну оскорбили. Вот так!