Она увидела мое решение, и заставила себя ничего не выразить
на лице, когда ее инстинкты налетели на нее бурей.
Это неправильно, — сказала она. — Не заставляй
меня говорить «нет». Потому что я не смогу.
Так и не надо.
Ниточка страха заструилась во мне, превращаясь в ленту
восхитительного напряжения в паху, в покалывание кожи. Господи, что же я творю?
Я чувствовала, как она бьется со своими желаниями, я
смотрела ей в глаза и не видела страха в этой абсолютной черноте. Я была
покрыта ее ароматом, а мой собственный шелковыми кружевами расходился по
салону, смешиваясь с запахом Айви, дразня, маня, обещая. Пискари был слишком
далеко и вмешаться не мог, такой шанс может никогда и не повториться.
— Ты в смятении, — сказала она, тщательно
сдерживаясь, недвижная, застывшая.
Я облизнула губы и ощутила в них покалывание.
Я в смятении. Но не в страхе.
А я в страхе, — выдохнула она, и черные ресницы упали
на бледные щеки. — Я знаю, чем это кончается, слишком много раз видела.
Рэйчел, ты в обиде, ты не можешь ясно мыслить. Когда это случится, ты увидишь, что
ошиблась. — Она открыла глаза. — Меня все устраивает и так. Я почти
весь год убеждала себя, что, лучше ты мне будешь подругой, которая не разрешает
до себя дотронуться, чем разрешишь — и убежишь от страха. Прошу тебя, скажи,
чтобы я ушла.
Адреналин волнами уходил все глубже, я стояла, не в силах
дышать. Мысли вернулись к руководству для свиданий, которое она мне давала, к
ощущениям, невероятно манящим и пугающим темным ужасом одновременно — тем, что
она внушала мне, пока я не запомнила, чего не надо делать. Мелькнула мысль, что
я прямо сейчас ею манипулирую, зная, что она не в силах подавить свои
инстинкты, когда есть доброволец. Я могу ее повернуть сейчас в любую сторону, и
от этой мысли предвкушение ужаса плеснуло в меня волной.
Стоя перед ней, я покачала головой.
Скажи, почему, — прошептала она, и лицо ее прорезали
морщины глубокого страдания, будто она почувствовала, как сползает куда-то,
куда ее влечет и отпугивает одновременно.
Потому что ты мой друг, — сказала я дрогнувшим
голосом. — И потому что тебе это нужно, — добавила я.
В глубине ее глаз, черных в тусклом свете, мелькнуло
облегчение.
— Этого мало. Я так хочу тебе показать, что это такое…
До боли хочу. — Голос ее вился серой лентой. — Но не стану, если ты
не признаешь, что тебе это нужно не меньше, чем мне. Если нет, то оно того не
стоит.
Почти в панике я попыталась понять: что она хочет, чтобы я
признала? Я даже не знала, как назвать те эмоции, от которых у меня глаза
увлажнились непролитыми слезами, а тело жаждет чего-то, мне непонятного.
Увидев мое испуганное молчание, она отвернулась. Длинные
пальцы взялись за ручку двери, я застыла, увидев, как все это превращается в
неприятный инцидент, который навеки раскроет между нами пропасть. В панике я
быстро выговорила:
— Потому что я хочу тебе, верить. Потому что я уже тебе
верю. Потому что я этого хочу.
Она уронила руку с дверцы, у меня пульс забился громом, а у
нее задрожали пальцы. Я знала: она услышала в моем голосе правду в тот же миг,
как я ее осознала. Она почувствовала. Она почуяла ее в воздухе своими
неимоверно изощренными чувствами и еще более изощренным мозгом, который умел их
понимать.
— Зачем ты со мной это делаешь? — спросила она, не
оборачиваясь. — И почему сейчас?
Она обернулась — и ее страдающие глаза меня потрясли. Едва
дыша, я шагнула ближе, протянула руки — но остановилась нерешительно.
— Я не знаю, что надо делать, — сказала я. —
Терпеть не могу чувствовать себя дурой. Делай что-нибудь, прошу тебя.
Она не шелохнулась. Слеза выкатилась из ее глаза, и я
потянулась ее стереть. Айви дернулась, поймав меня за кисть. Ее пальцы сияли
белизной рядом с черным золотом Кистенова браслета, их бледная удлиненность
закрыла метку демона. Я подавила инстинктивное желание выдернуть руку,
подчинилась, когда она подтянула меня ближе, положила мою руку себе на
поясницу.
Так неправильно, — прошептала она. Наши тела не
касались друг друга, но ее волосы переплелись с моими, и моя рука обнимала ее
за талию, а она держала меня за запястье.
Так сделай правильно, — сказала я, и карее кольцо
вокруг ее зрачка сузилось.
Она сделала глубокий вдох, закрыла глаза, на запах
определяя, на что я пойду и на что нет. Когда ее глаза открылись, карего там не
было — сплошь чернота.
— Ты боишься, — сказала она.
— Я не тебя боюсь. Я боюсь, что не смогу забыть. Боюсь,
что это меня изменит.
Она приоткрыла губы:
Изменит, — выдохнула она в дюйме от меня.
Я задрожала и закрыла глаза:
Тогда помоги мне не бояться, пока я не пойму.
Она легонько тронула меня за плечо — и я вздрогнула, широко
распахнула глаза. Что-то во мне сместилось. Я глубоко вздохнула и ахнула, когда
Айви скользнула ко мне. Я невольно попятилась, а она одной рукой придержала
меня за плечо — другая все еще держала мое запястье у нее за спиной — и подалась
за мной, пока я не уперлась спиной в стену. Не сводя с нее пристальных глаз, я
задержала дыхание, не собираясь сопротивляться. Пробовала уже как-то раз. Живой
осталась, слава Богу.
Глаза у Айви горели; выпущенная на волю жажда крови задела
во мне струну, от которой забился пульс. Пальцы Айви вдавились тверже, она
задышала быстрее. Я сказала себе, что это то, чего я хочу. Я верила в это.
Принимала.
— Не бойся, — шепнула она, нацеливаясь.
Я не боюсь, — соврала я, подавляя мелкую дрожь. О Боже,
сейчас это случится…
Если будешь бояться, включишь парализацию. Мне это не
подконтрольно, реакция запускается от твоего страха.
Она отвела от меня взгляд, и восхитительное чувство падения
пронизало меня, когда она посмотрела мне на шею. Я закрыла глаза, а во мне
боролись, бушуя и переплетаясь, блаженство и страх. Я ощутила чувство ее
близости, приняла его в себя. Мне и правда нужно ощущение опасности, чтобы
помнить, что я жива? А это плохо? И какая разница, если никому, кроме меня,
дела нет?
Айви придвинулась, наклонив голову.
— Пожалуйста, не бойся. — Ее слова покалывали
кожу, проникали глубже. — Я хочу, чтобы ты могла обнять меня в ответ… если
хочешь.
Последние ее слова прозвучали потерянно и одиноко — она
боялась снова сделать мне больно. У меня распахнулись веки:
— Айви, — сказала я с оттенком мольбы в
голосе. — Я же тебе говорила: это все, что я могу тебе…
Она подняла руку, и слова замерли у меня на губах, когда она
приложила к ним палец.
— Этого достаточно.