Ветлужцы - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Архипов cтр.№ 33

— Думаешь, все так легко? Пришел в церковь, благодать на тебя снизошла, и сразу полюбил всех людей скопом? Все по изначальному естеству человеческому любят только себя и плюют на соседа… если он позволяет это делать. А возлюбить плюющего как-то не получается обычно. Да даже меж собой особой приязни у православных нет… Что от заповедей Господних изменилось, к примеру, в Суздале, а? Как сочетается великолепие этого кирпичного храма и его расписные фрески с полуземлянками на посаде всего-то в нескольких сотнях шагов отсюда? Что ж владыки местные свой люд не возлюбят по законам Божьим? Не лучше ли было вместо собора людям дома возвести? Хотя бы после того, как булгарцы окрестности города пожгли десять лет назад?

— Ты перед воротами храма хоть не богохульствуй! — заскрипел сквозь зубы воевода, оглядываясь, не услышал ли кто их беседу.

— Во-первых, ты сам затеял этот разговор, а во-вторых, неужели ты еще не знаешь моего мнения по этому поводу? Законы Божьи по-своему справедливы… наверное, они даже более справедливы, чем прежние. Но претворяют их в нашей обыденной жизни люди, которые иной раз рвутся к своему могуществу, извращая все на своем пути, включая эти самые заповеди. Поэтому среди власть имущих и слуг церковных встречаются такие типы, которые… не без греха. И в итоге между словами и делом возникает трещина, которая со временем может превратиться в пропасть! А начинается все обычно с таких вот мелочей, как забота о ближних. Вот тебе такой пример: был у нас правитель, Борис Годунов. Не самый плохой, хотя и не любили его подданные. Кто-то из-за того, что он был не царского… хм, не из рода великих князей. А иные из-за лютого голода, который при нем продолжался в течение трех лет. И такое ему в вину ставили…

— Вот уж напасть так напасть… — В глазах Трофима сначала промелькнуло недоверие, но почти сразу же оно сменилось суеверным страхом, от которого он тут же попытался избавиться, осенив себя крестом: — Спаси и сохрани!

— Цены на хлеб возросли в сто раз, хотя его и запрещали продавать выше определенной цены! Тогда этот князь стал раздавать деньги и открыл свои амбары, призывал других делать то же самое, но и это не помогло! И знаешь из-за чего?

— А чего тут думать, даже у великого князя закрома не бездонные!

— Тем не менее у многих бояр и в монастырях лежали запасы зерна. Не знаю, правда ли, но говорили, что их хватило бы всему населению на целых четыре года. Но что те, что другие прятали запасы, надеясь на дальнейшее повышение цен. Представляешь?! В монастырях! Прятали! Зерно! Чтобы продать его потом умирающим людям подороже! Люди ели сено и траву, доходило до людоедства! Не знаю, сколько всего умерло, но страна опустела!

— Я знаю, что такое голод, — содрогнулся Трофим, зябко поведя плечами.

— В моей стране были злодеяния гораздо хуже, уж поверь! Меня поразило именно отношение православной церкви! Во что она в тот момент выродилась?

— Не верю я, чтобы все так поступали, Иван! Не верю, и все тут!

— А я и не говорю про всех, но такое поведение не было чем-то из ряда вон выходящим! Это уже не служение Богу и людям, а… Не знаю, что это, но что-то очень страшное! Поэтому я и сказал, что надо сначала о народе позаботиться, а потом уже храм из плинфы строить! Да и с тем, что в головах у священников происходит, надо что-то делать… Так что давай сначала построим деревянную церковь! Ее ведь можно такой резьбой изукрасить, что не хуже этого собора будет.

— О людях, говоришь, сперва позаботимся?

— И самих их надо приучить, чтобы о ближнем думали в первую очередь. Природу человеческую ведь трудно переделать, люди всегда будут стараться нажиться на чужой беде. И принуждением тут ничего не сделаешь — только силой мысли и своим примером. Нужно всего лишь, — Иван выделил голосом последние слова, — подсказать им, что сосед — вовсе не чужак! А вовремя поданная хорошая идея — это великое дело. Взять те же народы, которые подняли на свое знамя учение Христа или того же Магомета. Именно они ныне правят миром! А ведь идею справедливости, ту же свободу от холопства и равенство среди людей тоже можно поднять перед собой и объявить путеводной звездой, за которой нужно всеми силами стремиться. Только вот с реализацией… Я про то, что так уже было у меня на родине, но достигали мы этих благих целей, проливая реки крови. А потом еще власть предержащая извратила сами идеи. Трудно было им пример подавать и довольствоваться малым, как их предшественники делали. И поэтому не получилось у нас ни-че-го!

— Зато у тебя да дружков твоих мыслей дельных много осталось, не все втуне пропало…

— Вот разве что… И тем не менее ты голову не вешай — не все так плохо, как кажется, Трофим.

— Неплохо, говоришь? Да ты приглядись к своим замыслам! Довольствоваться малым? Кто же согласится на такое?! Мы же не чернецы, чтобы на хлебе и воде сидеть!

— А чем пример Святослава плох? Кто спал в походах под открытым небом, возложив голову на седло, и ел ту же пищу, что и его воины?

— Да, это ты меня уел, Иван. Он даже в одеяниях своих ничем от них не отличался, разве что серьгой золотой…

— То-то же… Так что подумай насчет того, чтобы от местной епархии подальше держаться. Не на пользу нам ее близость выйдет… Ладно, давай церковь еще раз обойдем вокруг, надо запечатлеть ее в памяти на случай постройки своей. Да и когда я еще такую древность своими глазами увижу? Совсем новый храм, говоришь? Ну ладно… свежий даже лучше, краска со стен еще не облупилась.

Строгий кирпичный собор с его обнаженными, расчлененными плоскими лопатками фасадами, заканчивающимися на востоке тремя алтарными апсидами [47] с полукруглой крышей, выражал одним своим видом спокойную монументальность древности. А широкие полосы красного кирпича и белого раствора, состоящего из извести с примесью кирпичной крошки, придавали собору нарядность и даже некую торжественность. Через открывающуюся временами дверь храма в западной четверти, около которой стояли ветлужцы, проглядывал притвор [48] со стоящей внутри купелью и яркие краски фресок на побеленных стенах. Огромный по сравнению с окружающими его срубами собор, весь сияющий изнутри монументальной росписью, производил довольно сильное впечатление на обитателей как затейливых теремов, поставленных на территории детинца, так и тесных закопченных полуземлянок на посаде. Это было видно по умиротворенным лицам выходящих из церкви прихожан, на которых явно подействовало благолепие величественного храма.

И все-таки полусотнику импонировало не внутреннее убранство собора, в который они заглянули в ожидании посещения тысяцкого. Он не смог долго любоваться его возвышенной красотой, вдыхая спертый воздух, насыщенный гарью от чадящих свечей, и почти сразу выскочил наружу. Взор ему ласкала законченная строгость внешних храмовых форм, больше присущая северу, чем Киеву, мастеровые которого были заняты в свое время на строительстве церкви. Слух его радостно внимал глухому перезвону несовершенных колоколов, доносящемуся с самой маковки. От храма веяло чем-то родным и давно забытым.