– Это наша добыча по праву! – вскипел булгарский сотник, отчего незаметный прежде акцент стал коверкать слова почти до неузнаваемости и до слушателей долетали в целостности лишь некоторые фразы. – Чем, ты думаешь, живут мои вои и их семьи?.. Где они могут взять доброе оружие и доспехи для дальнего похода? Купить? Ты смеешься?.. Или вы научились выращивать железо на своих огородных грядках?! Так мы у вас его купим по цене репы! По два дирхема за воз!
Чем дальше распалялся Бикташ, тем больше Тимке казалось, что его неожиданный гнев был лишь пылевой завесой, за которой он скрывал свои тщетные попытки выхода из создавшегося положения. По незаметному движению его пальцев булгарцы уже перестраивались на пристани, в то время как обе их лодьи, держащие до этого момента новгородцев под прицелом своих лучников, резво уходили на стремнину. Видимо, всю шаткость положения осознавал и полусотник, поэтому он не стал задерживаться с ответом: надавить на противоположную сторону и не дать ей опомниться было сейчас важно как никогда.
– Грядках не грядках, но татьбой и разбоем мы гнушаемся, да и малолетних детишек не обижаем!.. Ладно, за такую мелкую обиду мы когда-нибудь в другой раз спросим, однако коль вы так относитесь к чужому имуществу, то на лодью новгородцев вам вход заказан, как и Масгуту! – Заметив, что булгарский сотник до белизны стиснул руку на оголовье своего меча, ветлужец повысил голос: – А сейчас ты бы лучше перевел своим людям, что у нас каждый ратник получает полный железный доспех! Каждый! И скоро вы сможете разглядеть сей факт воочию на наших лодьях! А оплачивает он его лишь кровью, когда встает на защиту своей земли. И очень часто это кровь чужая, поскольку защищен он получше некоторых! Так что если вы будете сейчас упорствовать в стремлении побыть у нас хозяевами, то эту плату мы целиком и полностью возьмем с вас! А новгородцы нам в этом помогут! Я знаю, что вы еще придете, но сейчас вам придется довольствоваться отобранной у ребенка кольчугой! Будет потом чем похваляться! Сто мужей на одного младенца, едрыть вас в кочерыжку!.. Уходите, пока мы еще отпускаем вас с миром!
После того как нога с его шеи исчезла, Тимка тяжело поднялся и, слегка пошатываясь, исподлобья посмотрел на булгарского сотника. Тот буквально секунду назад мановением пальцев освободил обоих ребят из плена и отдал своим воинам приказ о погрузке и отплытии. Теперь он задумчиво глядел себе под ноги и почти не слушал редкие крики своего предводителя, ярящегося на лодье. Нет, вряд ли сотник напрямую нарушил приказ Масгута, но перед принятием решения диалог между ними был весьма бурным и красноречивым, хотя без перевода и непонятным.
«Ничего, может быть, потом кто-нибудь перескажет… Интересно, что перевесило в решении Бикташа не связываться с нами? Боязнь жестокой сечи, после которой мало кто ушел бы с поля боя, или то, что все его воины из одного племени, за которое он в ответе? Может быть, даже из одного большого рода, как говорил Арефий? Легко посылать на смерть чужого человека, а попробуй это сделать со своим родичем, да еще непонятно из-за чего!
Кстати, это мы их зовем булгарцами, а они себя наверняка ими не считают. Десять лет службы не могут изменить даже все привычки человека, не говоря уже о традициях. Тем более на земле они до сих пор живут одним родом, да и лямку тащат в сотне вместе со своими соплеменниками… Да, скорее всего для них Масгут такой же инородец, как и мы. Ради его прихотей сотник не будет рисковать своими воинами, да и сами они его в обиду булгарскому губернатору не дадут… Или как там его называют? Наместнику?»
– Э! Стой! – спохватился Тимка, видя, как пленивший его воин начинает сворачивать на песке кольчужный доспех, чтобы унести его с собой. – Куда ты его потащил?
Пошарив по карманам, он с облегчением нащупал серебряную гривну и протянул ее булгарцу, указывая пальцем на кольчугу. Почему-то появилась уверенность, что под пристальными взглядами с обрыва и ветлужских лодей такой обмен пройдет относительно честно, если вообще можно было говорить о справедливости и уместности в отношении этой сделки.
Речь шла, конечно, не о том, что за товар была предложена половина от его настоящей цены. Данный факт вполне объяснялся тем, что доспех был специально подогнан под тщедушную фигуру подростка и явно не налез бы на нового владельца без дорогостоящей подгонки. Суть была в том, что всего лишь несколько минут назад кольчуга была личной собственностью Тимки и ее с него безжалостно и прилюдно содрали, после чего отказались вернуть назад. Можно было посетовать: о времена, о нравы!.. И оставить все как есть. Тем более добро было казенным, а с учетом обстоятельств его вряд ли попрекнули бы столь существенной потерей. Но он решил поступить по-другому.
После разгрома буртасов и дележа их доспехов Тимке объяснили на пальцах, что всем ветлужцам немыслимо повезло. И дело было даже не в том, что само поражение пришлых воинов являлось невероятным событием. Причина была в огромном богатстве, неожиданно «свалившемся» на захудалую весь и позволившем им выжить в этом неспокойном мире.
Сам тот факт, что в железных доспехах щеголяло большинство поверженных степняков, был абсолютно фантастическим. Даже при условии, что наниматель, если он существовал, проявил доселе не слыханную щедрость, а в разбойную ватагу попали лишь умудренные жизненным опытом и соответствующим возрастом ратники, уже имеющие к тому времени средства на такую роскошь…
В той же процветающей ремеслами Булгарии редкое воинское подразделение, включая курсыбай, состоящий из одних профессиональных вояк, могло похвастаться такими достижениями. Если в нем двое из трех человек носили сплошные брони, а не просто нашитые на кожаную подкладку железные пластины, то оно уже считалось несокрушимым. А в более бедном Суздале и один такой ратник на целый десяток был за диковинку! Отчасти поэтому авторитет полусотника вознесся на небывалую высоту. Люди считали, что Иван был наделен от рождения такой удачей, что одно лишь присутствие рядом с ним должно было благотворно сказаться и на них самих.
Однако главным результатом стычки с буртасами было не богатство само по себе, а тот факт, что доставшиеся ветлужцам доспехи было невозможно купить, даже если кто-нибудь и выделил бы на это огромные средства. Их можно было добыть только в бою. Одной из причин этого являлось обычное нежелание любого государственного образования вооружать кого-нибудь, кроме своих людей. Другая заключалась в том, что труд по изготовлению доспеха занимал у кольчужных дел мастера около двух лет.
В первый год он всего лишь делал проволоку из мягкого железа. При этом ему нередко приходилось сначала найти и добыть руду, а потом получить в горне крицу – пористый металлический слиток, который еще следовало проковать. Второй же год мастер тратил на то, чтобы сбить мелкими клепками двадцать тысяч разомкнутых проволочных колечек в единое целое. Для обычного плетения половина из них сваривались, а концы каждого второго приходилось расплющивать и пробивать там маленькие отверстия. И только после этого можно было вставлять подготовленное таким образом кольцо в четыре сплошных и вхолодную расклепывать его молотком. Ювелирная работа, учитывая размеры и толщину заготовок! И лишь после такого тяжкого чернового труда кольчугу чистили и шлифовали до блеска, отчего она начинала сверкать «яко вода солнцу светло сияющу».