Красная площадь - читать онлайн книгу. Автор: Фридрих Незнанский, Эдуард Тополь cтр.№ 72

Переделали кое-что, досочинили и придумали себе общий псевдоним – «Семен Днепров». Чтоб не было сплетен, что руководитель КГБ пользуется своей властью и свои мемуары печатает. Короче, взял Гиви эту книжку почитать и через три дня приводит к нам какого-то своего приятеля, режиссера с «Мосфильма» Игоря Фростева. И тот нам стал рассказывать, какой замечательный фильм о работе чекистов можно сделать по этой книге. Так закрутилось это кино. Были, конечно, всякие сложности. Например, артист Вячеслав Тихонов – вы его знаете, он в «Войне и мире» князя Болконского играл – так он отказался играть главную роль. А там главный герой – чекист, командир отряда СМЕРШа, ну, то есть, сам Сергей Кузьмич имелся в виду. Фростев – к Мигуну, так, мол, и так: Тихонов отказывается играть главную роль, даже на кинопробу не приехал. Сергей Кузьмич человек не гордый был – сам позвонил этому артисту, пригласил его в КГБ и объяснил, что органы возлагают на него большие надежды – нужно создать положительный образ советского чекиста. Ну, Сергею Кузьмичу трудно отказать, вы сами понимаете! К тому же Тихонову сразу прекрасную квартиру выделили… Короче, так собрали лучших артистов, и я целиком с ними в эту работу ушла. Сначала мы сделали «Фронт без флангов», потом вторую серию – «Война за линией фронта», потом третью начали – «Незримая война». И меня эта работа целиком поглотила и примирила с тем, что… ну, что у нас с Сергеем Кузьмичем семейные отношения давно развалились. Развод он не хотел оформлять, а просто жил с этой… как ее?., ну, в общем, у него была женщина, я знала. Но у нас в Политбюро не любят, когда кто-то из членов правительства разводится и женится на молодых, вы же знаете. Короче, он жил на две семьи – со мной чисто товарищеские отношения, а где он бывал все остальное время – меня не касалось. Мы на эту тему вообще не разговаривали. Я увлеклась кинематографом и, между прочим, мы с Сергеем Кузьмичем за эти фильмы ни копейки не получили – весь гонорар пожертвовали в фонд помощи детям Вьетнама. Чтобы в ЦК не говорили, что мы на кинематографе наживаемся. И, между прочим, на съемках второго фильма в начале 78-го года Гиви Мингадзе познакомился с нашей монтажницей Аней Финштейн. Это была очень красивая девочка – еврейка с огромными глазами, вот такие волосы до спины, Эсфирь, принцесса! Мигун ее так и называл, кстати. Но… Этот Гиви оказался негодяем. За все добро, что мы ему сделали, и особенно Яков, – он нам по-черному отплатил. Он спрятал на квартире у Якова Брежнева магнитофон и два месяца этот магнитофон записывал там все разговоры. А ведь туда и Брежнев приходил, и Устинов, и Галя, и Юра Брежневы. Ну, Сергей Кузьмич его разоблачил, конечно. Отнял пленки и отдал Брежневу. А самого Гиви мы пожалели – Боря Буранский за своего друга у Мигуна в ногах валялся, вот мы его и пожалели. Вместо того, чтобы расстрелять негодяя за политическую диверсию, оформили ему десять лет по валютному делу. А теперь оказывается, что у него не все пленки тогда отняли, а какие-то черновые пленки были у отца этой Ани Финштейн… Но Сергей Кузьмич не получал от нее никакого письма – это точно, он бы мне сказал…

– Это письмо перехватила цензура и доставила в КГБ, – сказал я Вете Петровне.

– Ну видите! Так вот какие пленки они у меня дома искали. Но те пленки давно у Брежнева. Он из-за них своего брата уже три года на даче под домашним арестом держит. А они их у нас искали, идиоты!

Я усмехнулся:

– Вета Петровна, вы рассказали только часть правды. Если у вас были товарищеские отношения с вашим мужем, то вы не можете не знать, что Гиви Мингадзе и Борис Буранский в 76-м году по приказанию Мигуна сожгли в гостинице «Россия» весь штаб Отдела разведки МВД СССР. А кроме того, вы наверняка знаете, откуда такое совпадение: Гиви Мингадзе был арестован 17 июля 1978 года, и в этот же день умер от инфаркта Федор Кабаков, а через день Суслов слег в больницу. Это по их заданию Гиви записывал семейные разговоры Брежнева?

– Об этом я ничего не знаю, – сухо сказала Вета Петровна.

В это же время

В соседнем кабинете Марат Светлов «распекал» капитана Арутюнова:

– Изверг! Такую грандиозную идею – и при всех ляпнул! Ты же понимаешь, что мы все у них под колпаком! За каждым нашим шагом следят и стучат если не Краснову, то Щелокову! Мы их переиграть должны, переиграть у них же на виду! А ты!… Это же так просто – спрятать этого раненого в отдельном боксе тюремной больницы, куда никакой следователь, даже я, не могу войти без пропуска! Ох ты, сукин сын, армянская голова! – живые глаза Светлова блестели азартом. – Значит, так! Поручаю лично тебе, но чтоб ни одна живая душа не знала, даже Пшеничный! Завтра с утра берешь за шкирку городскую санэпидстанцию, трех врачей, и по-тихому объясняешь им задачу: во всех тюремных больницах устроить санитарную проверку. На чуму, на холеру, на вшивость, на дизентерию, на триппер – это меня не касается, это они сами пусть придумывают. Важно, чтобы они обошли все больничные палаты в тюремных медчастях и осмотрели всех больных. И если среди них нет этого раненого, значит – он может быть в областных тюрьмах, и делаешь проверку там. Только сам ни в одну тюрьму носа не суй, чтоб не спугнуть зверя, понял? А Пшеничный со своей бригадой пусть лазит по больницам, и Венделовский – по госпиталям. Для прикрытия, для отвода глаз… – Светлов взглянул на ручные часы и спросил у Арутюнова без всякого перехода: – Слушай, ты не знаешь, во сколько в «Национале» собираются валютные 6…ди?

17 часов 40 минут

– Может, рюмку коньяка для храбрости? – предложил мне Чанов перед дверью брежневского кабинета.

– Нет. Нарзан я бы выпил…

– Нарзан там, у Леонида Ильича в кабинете. Пошли.

Генерал Жаров еще раз похлопал меня по карманам брюк и пиджака, приговаривая: «Не обижайся, порядок такой. Это у нас партийный ритуал! Тебя не обыщешь, другого не обыщешь, а там, глядишь… Прошу!» – и сам открыл перед нами дверь в кабинет.

Просторный, тепло натопленный кабинет тонул в рубиновом полумраке. За окнами, совсем близко, в каких-нибудь 50 метрах ярко горела на Спасской башне рубиновая звезда, и это ее свет красил брежневский кабинет рубиново-красными отблесками, в которых тонули и обстановка, и маленькая дежурная настольная лампочка тоже под красным, в тон рубиновой звезде, абажуром. В этом единственном пятне света сидел за письменным столом круглолицый седой крепыш с розовым от света лампы лицом и мокрыми губами – Константин Черненко. Он что-то писал – молча, старательно, быстро. А у окна, в кресле-качалке спал Леонид Ильич Брежнев – завернутый в клетчатый плед, с безвольно обмякшим во сне мясистым лицом. Он дышал открытым ртом, старческий подбородок висел над краем шерстяного пледа. На коленях у него дремал рыжий котенок, держа лапами его маленькую пухлую руку.

Неслышно ступая по толстому ворсистому ковру, Чанов кивнул на ходу Черненко, подошел к Брежневу, постоял над ним, слушая дыхание, потом взял от стены стул и поставил этот стул напротив Брежнева, в двух шагах от него. И кивнул мне на этот стул. Я сел. Все так же хозяйски, молча, Чанов открыл в этом красном полумраке какой-то стенной шкаф, который оказался холодильником, вытащил бутылку нарзана и налил мне минеральную воду в фужер. Звук булькающей и шипящей минеральной воды разбудил Брежнева.