Бисмарк. Русская любовь железного канцлера - читать онлайн книгу. Автор: Эдуард Тополь cтр.№ 3

Но это высокомерие княгини в десятом поколении, ведущей свою родословную от участников Куликовской битвы, бесило его юнкерскую душу. Отчего эти юные стервы, едва вкусив от своей ночной власти над мужчинами, позволяют себе думать, будто царят над всем миром?

Впрочем, повторяю, Отто фон Бисмарк не выказывал ни своего бешенства, ни мужского к ней интереса.

Уходя от курортной толпы за скалы, поросшие цветущим вереском, они втроем наслаждались первозданной природой Биаррица. Князь Орлов, лишенный возможности плавать из-за немощи правой руки, лежал, вытянувшись на сухой траве, и курил, а Бисмарк с Катариной плавали вблизи. По ночам море отступает здесь довольно далеко, и прибрежные лагуны изрядно мельчают, но к утру прибой заполняет эти природные чаши чистой, прохладной и прозрачно-изумрудной водой. Катарина была в таком восторге от высокого неба, свежего утра, сиреневого марева над горами и ласково-знобящей воды, что расшалилась, как девочка, и своим озорством усмирила гнев Бисмарка. К тому же даже в своем закрытом, с десятком оборок и рюшек, купальном костюме она была так пронзительно эротична, что, ныряя за ней, Бисмарк и на глубине, в совершенно холодной воде чувствовал горячечное помутнение разума и напряжение всех своих членов.

«Никогда ни одна женщина не очаровывала Бисмарка настолько, как Катарина Орлова. Он покорен не столько ее юностью и красотой — красивых женщин он встречал в жизни достаточно и проходил мимо, восхищаясь, но не задерживаясь, — сколько некой первозданностью и свежестью всей ее натуры. Ведь хотя она была дамой из высшего общества, в ней была еще и радостная, беззаботная простота, а ко всему этому — остроумная и занимательная. Она сама говорила, что в ней уживаются два разных человека — „княгиня Орлова“ и „Кэтти“. Кэтти — насмешница, плутовка, стихийная, увлекающаяся натура. Она любит всякие проделки, ей доставляет удовольствие пугать товарищей своими безрассудствами, карабкаясь по отвесным скалам или забираясь на высокий виадук… Когда Бисмарк ругает Кэтти за какой-нибудь ее очередной опрометчивый поступок, та все же очень довольна собой — ведь когда он сердится, у него не получается скрыть свой немецкий акцент, и тогда он обращается с ней как с „mechante enfant“ — непослушным ребенком… Хватило всего одной недели в ее обществе, чтобы Бисмарк оказался в плену чар этой молодой привлекательной 22-летней женщины. Он пытается обернуть все в шутку, но, по правде говоря, он начинает питать к княгине чувство, превосходящее чисто дружеское расположение» (N. Orloff. «Бисмарк и Екатерина Орлова»).

У входа в небольшой грот князь Орлов ловко развел костер и жарил каштаны и мидии, принесенные Энгелем, слугой и кучером Бисмарка. А Бисмарк с Катариной, взобравшись на соседнюю скалу, сидели и смотрели на море, зеленое и белое от пены и солнца.

— Вы такой большой! — сказала она. — Похожи на скалу.

— А вы на эльфа. Или ангела, — ответил он. — Вы… Вы, вообще, бываете на горшке?

Она возмутилась:

— Я? На горшке? Нет, конечно!

— Я так и думал…

Но она все же обиделась, вскочила и…

— Вы дерзкий плебей!

И прыгнула в море с такой высоты, что у Бисмарка сердце остановилось.

А она вынырнула и, гневно барахтаясь, поплыла в открытое море. Бисмарк и Николай испугались — ведь там, за скалами, уже океанские волны.

— Назад! — закричал ей с берега Николай. — Кэтти, назад!

Конечно, Бисмарк тут же прыгнул за ней, догнал ее, да она уже и сама выбилась из сил, но упрямо не хотела возвращаться к берегу, даже отбивалась от Бисмарка…

А вечером в гостинице она снова играла им на рояле, на сей раз Мендельсона, и Бисмарк, стоя у окна, подсвистывал ей.

— А правда, что в молодости у вас была репутация жуира и опасного мужчины? — спросила она, не прерывая игру.

Он усмехнулся:

— Это ваша берлинская миссия собирает на меня досье?

— И на вашем счету действительно тридцать дуэлей?

— Нет, всего двадцать восемь.

Она в ужасе округлила глаза:

— И вы стреляли в людей?

— Не всегда. В основном мы дрались на эспадронах.

— И как?

— Двадцать семь дуэлей я выиграл. Но прошу учесть — не я же их вызывал…

— Все равно вы ужасный! Ужасный! — И Катарина с такой силой ударила по клавишам, что этот еврей Мендельсон, наверное, проснулся в гробу.

«Они уже исследовали весь берег и наткнулись на совершенно очаровательные, необитаемые местечки, придумали им имена, которые будет напрасно искать на карте и которые отныне — их царство и вотчина. Так появились „Грот у башни маяка“, „Дырявая скала“, маленький островок среди утесов, который они окрестили „Гнездышко Кэтти“, и „Утес чаек“, бывший их любимым местом. Здесь проводят они многие часы, читают, пишут письма, мечтают и устраивают пикники. 19-го августа Бисмарк оставил нам живую картинку их маленькой группы: князь Орлов лежит, вытянувшись на сухой траве, и курит, Бисмарк и Катарина удобно устроились друг подле друга, пишут, пользуясь своими книгами, как пюпитром; она пишет своим родителям, он — Иоганне: „На четверть мили северней Биаррица, в скалах у берега, есть узкое ущелье, покрытое дерном, заросшее кустами и тенистое; невидимый ни для кого, я смотрю за двумя, покрытыми цветущим вереском скалами, на море, то зеленое, то белое от пены и солнца; рядом со мной самая очаровательная из всех женщин, которую ты тоже полюбишь, когда узнаешь поближе…“» (N. Orloff. «Бисмарк и Екатерина Орлова»).

«Бисмарк и Орловы вместе обедали в комнатах Орловых. Кроме того, эта маленькая компания и днем была вместе… Князь, воспитанник старой джентльменской школы и несколько стесненный своей инвалидностью, предоставил своей супруге, бывшей на 13 лет моложе его, максимум свободы, практически безграничной. Для Бисмарка это была краткосрочная идиллия, но она позволила ему расслабиться и забыть о политике… Своей сестре Мэйл он открыто написал, что влюбился в эту „озорную принцессу“» (В. Рихтер. «Бисмарк». Лондон, 1964 ).

Нет, ей положительно нравится дразнить его. Даже когда на закате он тихо сидит на пляже в шезлонге, курит свою трубку и пишет жене очередное письмо (а Катарина видит это сверху, из своего окна), она вдруг появляется с крупными фигами на блюде, устраивается рядом с ним в шезлонге и начинает поглощать эти фиги с такой вызывающей чувственностью… А потом, расхохотавшись, оставляет ему фиги и бежит к морю, танцует на кромке прибоя. А он продолжает писать Иоганне: «Она оригинальна, красива и молода. Рядом с ней я до смешного здоров и счастлив… — Тут он смотрит на Кэтти, прыгающую в волнах, и, спохватившись, дописывает: — Счастлив настолько, насколько могу быть счастлив вдали от вас, моих дорогих…»