Вот, значит, чего я испугалась, а не только того, что
пропадет мой отпуск и деньги я потрачу, конечно, на всякую ерунду, поскольку
классно умею это делать, и срок визы кончится, и женихи мои устанут меня ждать,
а Лерка обидится, что я махнула рукой на все ее усилия, и больше не станет мне
помогать…
Видимо, этот страх перед новой встречей с убийцей был так
силен, что под его влиянием я действовала практически в полубеспамятстве, на
сущем автопилоте да еще на инстинкте самосохранения. Я вышла с деловитым видом
из больницы – меня никто не задержал, наверное, потому, что я была в халате. Ну
мало ли куда может идти доктор? – И теперь стою в кустах, от которых рукой
подать до проходных дворов, которыми я через две минуты доберусь до маршрутки.
Полчаса ехать до дому. Полчаса на сборы. Полчаса добираться до вокзала. Час на
электричке до Нижнего. Час до аэропорта. Я еще могу впритык, в последнюю
минуту, успеть на самолет и улететь сегодня же в Париж!
В Париж, в Париж, в Париж…
Что будет потом, когда я вернусь? О господи, я не стану
думать об этом сейчас. Я подумаю об этом завтра… В конце концов, я, может быть,
вообще не вернусь!
Автопилот и инстинкт самосохранения продолжают руководить
мною – до самого аэропорта, в двери которого я врываюсь с совершенно безумным
видом без пяти минут двенадцать, волоча за собой чемодан и сумку, кое-как
набитые, кое-как застегнутые. Вваливаюсь за стеклянную перегородку, где
находится офис Люфтганзы, и под ласково-укоризненные причитания двух барышень в
сине-желтых люфтганзовских косыночках получаю свой билет. Мне поспешно
объясняют, как вести себя в аэропорту Франкфурта, сообщают, что у меня часовой
перерыв между рейсами, так что там надо будет шустрить, не мотать по дьюти-фри,
а быстренько искать gate А-54, откуда я полечу в Париж. Я вспоминаю, что gate
по-английски – ворота, и таращусь на девиц в изумлении. Почему-то огромные
деревянные ворота представляются мне… Деревянные ворота в самом большом
аэропорту Европы?!
Но уже некогда, некогда предаваться сюрреалистическим
бредням, некогда вспоминать, что слово gate обозначает еще и «вход-выход», –
давно объявили посадку, а я еще не прошла регистрацию.
Мой неряшливо уложенный чемодан благополучно проезжает мимо
таможенника, а вот сумка застревает в «телевизоре».
– Что там у вас, скажите, пожалуйста? – спрашивает меня
наголо бритый парень. Он нормально говорит по-русски, то есть он, разумеется,
русский, как и те девчонки в офисе Люфтганзы, однако в нем уже есть нечто неуловимо
немецкое. Может быть, эта непривычная, не нижегородская вежливость – вежливость
даже не слов, а манер?
Я пугаюсь потому, что не могу вспомнить, что положила в
сумку. Не помню, хоть тресни! Кажется, несколько баночек красной икры, потом
конфеты «Птичье молоко» Сормовской фабрики – для Лерки, которая умоляла
привезти ей две, а лучше три коробки, потому что таких конфет нету в Париже…
Вот только птичьего молока там у нее нету, у миллионерши, жены миллионера! А
что еще в сумке? Что?!
– Слушайте, у вас там крокодил? – хихикает таможенник,
весело глядя на свой экран. – Или мне чудится?
О господи, ну какая же я идиотка… Вот именно что крокодил! И
не простой, а крокодил-ксилофон и одновременно каталка на колесиках, которую
можно таскать за веревочку. И если нажать на кнопочку на брюхе у крокодила, то
глаза у него загораются, начинают мигать, да еще и музыка играет. Дело в том,
что у Николь Брюн, в замужестве Понизовской, которая ищет – и даже уже нашла! –
мне французских женихов, в прошлом году родилась дочка. Зовут ее совершенно
сказочным именем – Шанталь, и вот этой Шанталь предназначен в подарок крокодил
дивной красоты. Думаю, с подарком осечки не будет. Точно такой же крокодил был
у моей Лельки, и дочка так его любила, что сначала бесконечно терла десны
(зубки резались, а десны при этом чешутся) палочкой, которой надобно стучать по
ксилофону, а потом дошла очередь и до крокодила: она с ним даже спала, она его
на прогулки таскала… И рыдала, когда пришла пора идти в садик, и она взяла с
собой крокодила, и другие дети тоже им пленились и клянчили его у Лельки…
Словом, это был, как выражается моя мама, «первый человек, с которым она
разговаривала».
Хорошо, что есть вечные ценности. Такие, как этот крокодил,
которого я купила в «Детском мире» на улице Горького в Нижнем. Если он был
хорош для моей Лельки, то небось понравится и француженке Шанталь.
Удостоверившись, что в сумке действительно «живет» крокодил,
таможенник пропускает меня дальше. Чемодан уезжает по транспортеру в багаж, мне
ставят штамп на паспорт в будочке пограничного контроля, а потом в числе пяти
других опоздавших пассажиров, не томя ни минуты лишней в накопителе, везут в
пустом автобусе к самолету.
Стюардесса – уже немка, настоящая немка с кукольным жестким
личиком! – делает своим тонкогубым ротиком улыбку и быстренько рассовывает нас
на свободные места. Мое законное 25 С, как я понимаю, где-то в хвосте, но
тащиться туда стюардессе нет никакой охоты, и я оказываюсь одна на своем ряду.
Редкостная удача! Едва дождавшись, когда мы взлетим и погаснут табло «No
smoking! Fasten belts!», я устраиваюсь на всех трех креслах и засыпаю мертвым
сном. И, пропустив даже обед, сплю до тех пор, пока та же стюардесса не
расталкивает меня, ибо табло снова требуют: «No smoking! Fasten belts!», а это
значит, что самолет готов идти на посадку в аэропорту Франкфурта.
И тут начинаются проблемы.
Почему-то я решила, что вся веселая толпа пассажиров,
состоящая из нижегородцев и пермяков (наш самолет летит, строго говоря, из
Перми, Нижний – просто пункт краткой посадки), тоже двинет вместе со мной в
Париж, а значит, во Франкфурте я просто-напросто пристроюсь в хвост более
компетентным соотечественникам и вместе с ними доберусь до gate А-54 и вскоре,
словно в сказке, попаду в волшебный город Париж… Однако, когда я миновала
наконец «рукав» и оказалась сразу в здании аэропорта, мои попутчики куда-то
исчезли, растворились в разноголосой, куда-то спешащей толпе, заполняющей
аэропорт. Каждому нужны свои ворота! В Париж, такое ощущение, никто не летит…
Какие-то мгновения я чувствую себя сущей Красной Шапочкой, заблудившейся в
дремучем лесу.
А впрочем, не так уж он страшен, этот лес! Стены пестрят
табличками со стрелочками и выразительными надписями: А 20–40, А 41–57, В 10–30
и все такое в этом же роде. Смекаю, что, хоть «ворот» в другие города и страны
здесь огромное количество, надо просто смотреть на цифры и следовать по
стрелочкам.