Падай, ты убит! - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Пронин cтр.№ 108

— Я буду стрелять в воздух, — сказал Игореша.

— Твое собачье дело.

— Стреляю в воздух, — повторил Игореша странным равнодушным голосом.

— В Шамана не попади. Бросаю монету. Моя решка.

Ошеверов подбросил прихваченный с собой пятак. Монета завертелась в воздухе, обещая удачу и жизнь, суля погибель, грозя смертью в это туманное утро, и было в ее верчении что-то от улыбки, насмешки, издевки, и все в доли секунды, когда невозможно узнать, как она к тебе относится, над кем смеется. Пятак упал у самого ствола, где почти не было травы, и улыбчиво замер в неподвижности, глядя круглым ликом в светлеющее небо. Никто не решался наклониться к нему, словно опасаясь дурной вести. Опустившись на четвереньки, Ошеверов увидел, что пятак лежал орлом кверху. Не поднимаясь, он взглянул на ружье у ствола, на столпившихся в отдалении друзей, на Игорешу.

— Ты первый. Бог дураков любит. Я ухожу к тому дубу. Тут больше пятидесяти метров. Шанс есть, учитывая, что руки у тебя трясутся, как у паралитика.

— Я стреляю в воздух.

— Не верю. Не сможешь. Ведь не сможешь отказаться от возможности ухлопать еще одного, еще одного в землю вогнать!

— Неужели ты думаешь, что я...

— Заткнись! — Ошеверов поднялся, отряхнул ладони, провел ими по лицу, словно снимая пот. — Я пошел. А вы все в сторону. А то он еще кого-нибудь уложит.

— Стоп! — вперед вышел Адуев и поднял правую руку. — Одну минуту. Вы проявили мужество и твердость, не дрогнув перед лицом смерти. Вы оба достойные ребята, и вам надо помириться.

— Заткнись, Иван, — непочтительно сказал Ошеверов. — Мы не ссорились, понял? И не собираемся. Отойди, говорю! От тебя уткой воняет!

Адуев обиделся и неловко отошел к остальным.

Ошеверов повернулся ко всем пухлой розовой спиной и зашагал в дальний конец поляны. Его трусы прилипли к телу, босые ступни рвали траву, голова упрямо опущена. Рядом с ним радостно несся Шаман, оглашая окрестности звонким лаем.

— Митька! — Ошеверов остановился, не оборачиваясь. — Забери собаку! А то он невинную тварь пристрелит. — Подойдя клубу, он деловито осмотрелся, повернулся лицом к Игореше и скрестил руки на груди. И поза достойная, и грудь прикрыта. Все правильно. Молодец. Если будете, ребята, стреляться, учтите эту маленькую подробность. — Митька! — опять закричал Ошеверов. — В случае чего, позвони на базу — пусть приедут за рыбой. Телефон на путевке записан. Давай, Игореша! Покажи, на что способен!

Ююкин подержал ружье на весу, зачем-то заглянул в ствол, потом неловко переломил его, улыбаясь не то растерянно, не то шаловливо, вставил патрон.

— Стреляю в воздух, — как заклинание повторил Игореша. Он обернулся к молчаливой, смазанной туманом толпе друзей. Ствол в его руках качнулся и оказался направленным в сторону Ошеверова, который светло-розовым пятном светился в отдалении, а когда Игореша приподнял ружье словно бы для того, чтобы рассмотреть — что это за предмет такой, палец коснулся курка, и гулко грянул выстрел. Это было так неожиданно, что Игореша, выронив ружье, уставился на него с испугом. Но когда поднял глаза, увидел, что Ошеверов, качнувшись и постояв несколько секунд в неподвижности, начал медленно заваливаться вперед. Все молча бросились к нему по высокой траве, обгоняя друг друга.

Илья лежал на спине, глаза его были открыты, он смотрел в розовеющее небо, и по лицу его разливалось необыкновенное спокойствие, словно он наконец все понял, во всем удостоверился и не осталось у него уже вопросов на этом свете. Шихин упал перед ним на колени, принялся осматривать, ощупывать, Федулова попыталась даже оттянуть резинку трусов — не вошла ли картечина ниже пояса?

Посмотрев вслед умчавшимся к Ошеверову друзьям, Игореша повернулся лицом к дубу, обхватил руками ствол и медленно сполз на траву.

А Ошеверов тем временем вздохнул и слабым прерывающимся голосом проговорил:

— Ну, это... Хватит...

— Что, хватит?! — закричала на весь лес Федулова, но тут же закрыла рот ладошкой. И спросила уже тише: — Что, хватит, Илюша?

— Хватит меня щупать... Что я вам, Селена, что ли? Щекотно... Несите ружье! — произнес он внятно и твердо.

— Жив?! — воскликнул Шихин.

— А ты думал, конец, да? — спросил Ошеверов будничным голосом. — Нет, еще не конец.

— Чего ж ты упал?!

— Для Игореши гастроль даю. Он, похоже, еще не видел, как падают убитые им люди. Пусть посмотрит. Авось приснится ему когда-нибудь это утро.

Шлепая высокими сапогами, Федулов мотнулся к лежащему Игореше, поднял ружье и понесся назад, рассекая коленками траву. В промокших розовых рейтузах вид у Федулова сделался совершенно неприличным.

— Идите, поднимайте его, — с царственным жестом велел Ошеверов. — Настала моя очередь. Я жизнью рисковал и заслужил право на выстрел.

Услышав голос Ошеверова, самый громкий и уверенный, Игореша поднялся на четвереньки, перебирая руками вдоль ствола, распрямился. В светлом костюме, несколько поблекшем от событий этой ночи, Игореша хорошо выделялся на фоне темного дуба.

— Отойдите! — властно приказал Ошеверов. — А то как бы чего не вышло... — Надломив ружье, он зарядил его. Уперевшись спиной в ствол, прижав приклад к плечу, Ошеверов принялся нащупывать стволом фигурку Игореши. Но, уже прицелившись, вдруг опустил ружье.

— Может, заявление сделаешь? Кому Селену завещаешь? А то ведь к любому пойдет, а?

Игореша прислонился спиной к дубу, откинул голову и закрыл глаза. Руки его висели, но он, зная, что лучше бы прикрыть грудь, был просто не в силах поднять их. Ухватившись пальцами за складки коры, Ююкин, кажется, хотел одного — удержаться, не упасть. Лицо его было мокрым не то от росы, не то он слез. Костюм его потерял всякую форму, выглядел пятнистым и сейчас мало чем отличался от маскировочного комбинезона. Друзья стояли поодаль в скорбном молчании, может быть, только сейчас начиная понимать бессмысленность происходящего.

Последним замечанием Автор не столько смягчает вину Игорешиных друзей, сколько пытается снять с себя будущие обвинения — они могут остановить рукопись. Упрекать Автора можете в чем угодно, он привык, даже не всегда это замечает, а вот рукопись не трожьте, она не виновата, пусть идет своим путем.

Выстрел Ошеверова прозвучал куда громче первого. Может быть, порох в патроне сохранился лучше или ружье обретало боевую форму, но, как бы там ни было, снова с хриплой руганью взлетели вороны над одинцовскими мусорными ящиками, взвизгнув, не успев захлопнуть двери, унеслась, покидая опасное место, электричка, залаяли беспородные одинцовские псы, взвыли любвеобильные предрассветные коты на крышах сараев, и, набирая скорость, понесся на звук выстрела милицейский газик.

Игореша вздрогнул, медленно присел на корточки и замер. Прижавшись лицом к дубу, он беззвучно плакал, и слезы, стекая с немолодых уже щек, покрытых ночной щетиной, капали на дубовую складчатую кору и впитывались в нее навсегда.