– Такое впечатление, что ты сбрасываешь
балласт, – покосилась Женя на хмурое лицо Олега. – Или я ошибаюсь,
или ты готов был уехать без меня.
– Имел такое намерение, – спокойно
признался он. – Хотя и достойное осуждения. Вот ключ, возьми, сейчас
подвезу тебя домой, а сам…
– А сам – на дачу к Корнюшину, –
понимающе кивнула Женя. – Только не трать время на высадки и пересадки: я
не останусь. Поедем вместе.
– Это далеко, часа два идти на
скорости, – предупредил Олег. – И дорога не из лучших.
– Ничего, я пристегнусь, – успокоила его
Женя и в самом деле заключила себя в объятия ремня безопасности.
– Ох, – обреченно выдохнул Олег, –
это ведь может быть опасно.
– Ты подозреваешь, этот Стоумов или как его,
убийца, уже там?
– Не исключено. Хорошо хоть, что два часа
назад наш друг Корнюшин определенно был жив. И сейчас он только-только добрался
до Маньчжурки – если, конечно, его не сняли по дороге, как Неборсина.
– Ты забыл, – сказала Женя. – Он
должен погибнуть иначе. Не хочется уточнять как…
Олег притормозил, подъехав к кромке тротуара:
– Все, давай решай: может, выйдешь? Я
серьезно, Жень. Там я буду слишком занят, чтобы присматривать за тобой.
– За собой присмотри! – окончательно
обиделась она. – Вспомни, что могло случиться вчера, если бы я не
появилась в нужное время в нужном месте.
– Резонно, – согласился Олег. – Так
и быть, поехали. Все-таки мы… – он запнулся, – деловые партнеры.
Женя прижала руку к груди, силясь удержать это
ощущение. Сердце трепетало, словно бабочка, накрытая ладонью. Какое счастье,
какое счастье… какое счастье, что она, еще не до конца избавившись от
вчерашнего озноба, надела джинсы, кроссовки и плотную футболку вместо невесомых
одежек! Не то Олег уж наверняка высадил бы ее. А сейчас форма одежды вполне
подходит для «делового партнера». Только, во имя углубления образа, надо
согнать с лица это выражение влюбленной восьмиклассницы и завести какой-нибудь
сугубо деловой разговор:
– А откуда ты знаешь, где дача Корнюшина? Что
за Маньчжурка такая?
– Это дачный поселок Союза художников на
протоке Маньчжурке, больше сотни километров во владивостокском направлении да
еще пятнадцать или двадцать по проселочной дороге. Волшебное местечко! Отец
Корнюшина был неплохим художником – кстати, у меня есть одна его картина. Да ты
ее как раз и видела: река, заблудившийся человек… Помнишь? Весьма
животрепещущий сюжет: река в тайге – это жизнь, выведет к людям, если кто
заблудился, должен искать реку.
Женя взглянула на него дикими глазами.
«У меня», он сказал: «у меня», а не «у моего
брата»! Что бы это значило? Да скорее всего самое простое: оговорку. Или,
например, картина принадлежит Олегу, а держит он ее у брата. Скажем, жена Олега
не любит картин. Бывают такие несчастные! А то, вполне возможно, нет ни жены,
ни брата, и ночь с Женей Олег провел в своем собственном доме. Но почему тогда…
Значит, его молчанию есть причины. И пока он сам не скажет, Женя не должна
спрашивать. И не будет. Ей ли не знать, что мужчину, который тебе дорог, нужно
принимать таким, какой он есть, или вообще не принимать, а уходить от него! От
Олега она не уйдет – просто однажды улетит, это судьба, никуда от нее не
денешься, так стоит ли обременять себя щемящими, ненужными подробностями? Лучше
опять вернуться к делу. К делу, к делу… Что бы еще сказать такого – сугубо
делового? Ах да! Самое главное!
– Ты что-нибудь нашел в той комнате, когда мы
с тетей Катей выходили на балкон?
– Ух ты, совсем забыл! – вскинулся Олег и,
извернувшись, зашарил в нагрудном кармане своего пиджака. Поскольку пиджак был
надет на Женю, выходило, что он шарит по ее груди.
Она затаила дыхание, однако Олег нашел то, что
искал, слишком быстро.
Это оказался обрывок бумажки, покрытой
убористым английским шрифтом, насколько удалось разобрать Жене, кусочек
инструкции к электрошокеру.
– Наверняка это принадлежало нашему
рыболову-любителю, – сказал Олег. – Вряд ли тете Кате мог
понадобиться электрошокер.
– Думаешь, это и был его «улов»?..
– Почти не сомневаюсь. Леску не разглядишь в
потоках такого ливня, какой был вчера, все сидели дома, носа никто не
высовывал. Он почти не рисковал.
– И дождь усилил разряд…
– Не настолько, как ты думаешь. Электрошокером
человека не убьешь, если только не прижмешь его к сонной артерии или прямиком к
сердцу. И то зависит от крепости организма, от силы разряда. Сильнейший шок –
это да. А здесь было сделано все, чтобы малейшее касание (невозможно ведь
рассчитать порывы ветра, движения Алины по балкону) оказалось смертельным.
Вспомни «пропавшее электричество». Молния утянула, по словам тети Кати? Ну что
же, она оказалась права, потому что эти пропавшие киловатты, очевидно, и стали
той самой молнией, которая убила Алину.
– Бог ты мой… – прошептала Женя. – То
есть какой-нибудь генератор работал или как это называется?
– Что-то в этом роде, – нахмурясь, кивнул
Олег. – Я вообще не представляю: тут ведь надо, по идее, два проводника,
землю. Впрочем, я в электричестве разбираюсь только на уровне пользователя. Но
шокер, очевидно, был преобразован особым образом, чтобы смог выдержать такое
могучее накопление энергии. Мы можем только предполагать, какую дьявольщину
измыслил этот придурок. Нет, конечно, придурком его не назовешь, наоборот –
перед нами человек умный, хитрый и совершенно беспощадный. И чем дольше я над
этим думаю, тем больше возникает вопросов. И самый главный: почему между
убийством Стоумова и Полежаева прошло восемь лет, потом опять пятилетний
перерыв, а потом вдруг посыпалось как из рога изобилия (извини за идиотский юмор):
Неборсин, Климов, Пахотина, теперь Алина.
– Может быть, убийца не знал, где их искать?
Ведь те трое переехали в Нижний, разве так просто найти?
– Не исключено. – Олег вдруг резко
свернул с шоссе и углубился в переулки. – Давай все-таки проверим, нет ли Корнюшина
дома. Мало ли что он мог наплести этой тетке с сумками!
– Или она – нам, – добавила Женя. –
Тебе не кажется, что мы напрасно уперлись в одного человека? Их вполне может
быть двое: один действует здесь, другой в Нижнем. А то и несколько!