– Научная организация труда! – глубокомысленно
изрек Гоша. – Постой-ка, есть у тебя лупа?
– Обижаешь, дорогой, зачем тебе лупа? –
откликнулся Шота. – Что нужно, я тебе увеличу.
Он включил свою технику, и через минуту фотография
спроецировал ась на экран. Это был снимок в студии «Берг-хауз». Поскольку дело
происходило не в ресторане, мнимая княжна была не в вечернем платье, а в очень
элегантном светлом костюме. Отливавшие медью волосы были распущены по плечам, и
Гоша уставился на эти волосы как зачарованный.
– Послушай, я знаю, почему Каримов захотел купить эту
картину, несмотря на риск и огромные деньги! Посмотри, тебе эта «княжна» никого
не напоминает? Достань-ка ту копию, что я дал тебе на хранение!
Шота, как зачарованный, уставился на картину. Наконец он
поднял на Гошу глаза и сказал:
– Ты прав, генацвале. Понятно, почему он так запал на
эту картину.
Они сравнивали женщин на картине и на снимке. Сомнений не
было: мнимая княжна, если бы ее раздеть и посадить на краю бассейна,
выложенного разноцветной мозаичной плиткой, была бы как две капли воды похожа
на женщину с картины Клода Жибера «Бассейн в гареме» .
Гоша задумчиво листал журналы, автоматически отмечая тут и
там знакомый профиль и рыжие волосы. Журнал отражал множество событий,
происходящих в городе, но события эти были несколько специфического плана.
Прием по случаю открытия нового элитного дома на Мичуринской
улице, где присутствуют бизнесмены, чиновники и сам мэр с супругой. Банкет.
Открытие гастролей известного американского дирижера, где
присутствуют чиновники от культуры, известные творческие личности, заместитель
мэра с супругой. Банкет.
Открытие дней голландской культуры в Санкт-Петербурге, прием
в голландском консульстве, присутствуют чиновники, консул и дипкорпус. Фуршет.
Демонстрация новой весенней коллекции знаменитого модельера
Татьяны Парменовой. Присутствуют чиновники, бизнесмены, жены чиновников и
любовницы бизнесменов. Фуршет.
В глазах рябило от ярких красочных снимков. Гоша и сам не
знал, что он хочет найти, как вдруг увидел такое, что не поверил своим глазам.
На заднем плане снимка была опять-таки изрядно надоевшая Гоше княжна Елизавета
Голицына. Княжна разговаривала с какой-то женщиной, и в этой женщине Гоша с
величайшим изумлением узнал свою приятельницу Лику.
От откинулся на спинку стула и протер уставшие глаза.
– Шота, у меня глюки! – пожаловался он. –
Посмотри, тебе вот эта девица никого не напоминает?
Шота несколько раз видел Лику, потому что Гоша был знаком с
Ликой очень давно, они вместе учились в Академии художеств на искусствоведческом
факультете.
– Послушай, дорогой, кажется, у меня тоже глюки, –
пожаловался Шота. – Но ты знаешь, мы ведь сегодня ничего не пили…
– Так кого она тебе напоминает? – не отставал
Гоша.
– Она похожа на эту твою очкастую Лику…
– Точно, значит, это она, – вздохнул Гоша, –
и нас не глючит.
По всему выходило, что так оно и есть, потому что статья,
сопровождаемая снимком, освещала открытие в Манеже выставки шведского
художника, фамилию которого невозможно было произнести, а Лика как раз
специализировалась на скандинавском искусстве. То есть ее присутствие на
открытии выставки было вполне уместным – Гоша даже вспомнил, как Лика готовила
эту выставку и жаловалась, что швед, которого ввиду непроизносимости фамилии
называли просто Олаф, замучил ее приглашениями в ресторан. Швед был толстый и
огромный, как бегемот. Его поразили Ликина худоба, он решил, что она голодает,
жалел ее и хотел подкормить.
Глядя на снимок, Гоша удивился, что Лика разговаривает с
мнимой княжной Голицыной – а они явно были поглощены беседой, – и еще
тому, как Лика одета. Вместо ее обычных далеко не новых джинсов на Лике был
вполне приличный брючный костюм синего цвета, причем не того
советско-чернильного оттенка, который делал в оное время всех женщин в синих
костюмах похожими на депутатов райсовета, нет, даже на фотографии было видно,
что костюм этот куплен в дорогом магазине и у его хозяйки есть вкус.
– Забираю этот журнал, – Гоша решительно поднялся
со стула, – сейчас на работу, там поймаю Лику и вытрясу из нее все, что
она знает об этой поддельной княжне. Не хотелось бы ее вмешивать, но другого
выхода нет. Иначе просто не представляю, как мне выйти на Равиля Каримова.
– Удачи тебе! – напутствовал Гошу Шота, хотя, как
всякий грузин, он не верил, что от женщины может быть какая-то польза, кроме
как в постели и у семейного очага.
* * *
– Привет, подруга! – Гоша возник неслышно в
крошечной Ликиной комнатенке, которую кабинетом назвать было нельзя – комната
больше всего напоминала стенной шкаф.
Лика вздрогнула и от неожиданности выронила карандаш,
которым она правила какую-то статью.
– Фу, напугал как! – Она отмахнулась от Гоши,
сняла очки и начала протирать их полой длинной мужской рубашки, которую носила
почти так же часто, как джинсы.
– Что это ты стала такая пугливая, мужчин
боишься? – игриво начал Гоша.
Лика оставила свое занятие и внимательно посмотрела на Гошу.
Глаза ее без очков оказались довольно большими и, в общем, не противными.
«Подкрасилась бы, что ли, – совершенно неожиданно для
себя подумал Гоша, – если глаза подвести, и макияж… хотя нет, эта ее
стрижка… все равно ничего не выйдет».
– Фиолетов! – Лика надела очки и строго уставилась
на Гошу. – Что тебе от меня нужно?
– Просто зашел проведать… – невразумительно ответил
Гоша.
– Ага, так я и поверила. Как только ты начинаешь
разговаривать этаким фривольным тоном, называешь меня лапочкой и солнышком –
значит, тебе срочно от меня что-то нужно. В последний раз ты просил перевести
тебе книгу про Тернера. Если не ошибаюсь, ты собирался писать статью, где
проводил параллель между ним и кем-то из барбизонцев.
Лика, кроме финского и шведского, знала, естественно,
английский, а Гоша – только французский, поэтому он часто обращался к ней с
просьбой перевести что-нибудь с английского.
– Как продвигается статья? – поинтересовалась
Лика.
– Статья? – переспросил Гоша. – Статья… да
знаешь, пока не очень.
– В этом ты весь! – прокурорским тоном начала
Лика. – Ты все время разбрасываешься, ни одну работу не доводишь до конца!
Удивительно, как у тебя хватило терпения диссертацию закончить!
– Лапочка, не будь занудой, – примирительно начал
Гоша.
– Да, действительно, – спохватилась Лика, –
что это я? Так что тебе нужно перевести на этот раз?
Гоша начал издалека.
– Как поживает этот твой Олаф… все равно фамилию не
произнести. Пишет?