— Где солнце? — спросил он.
— Se fué.
[37]
— А у. Andale, joven. Andale pues.
[38]
Мальчик вынул из пальцев старика свою руку и встал. Надел шляпу и коснулся тульи:
— Vaya con Dios.
[39]
— Y tú, joven.
[40]
Однако не успел он дойти до двери, как старик окликнул его.
Он остановился. Обернулся.
— ¿Cuántos años tienes?
[41]
— спросил старик.
— Dieciseis.
[42]
Старик тихо лежал в темноте. Мальчик ждал.
— Escúchame, joven, — сказал старик. — Yo no sé nada. Esto es la verdad.
[43]
— Está bien.
[44]
— Пузырьки и бутылки не помогут тебе, — сказал старик. И еще сказал, что каждый сам должен найти такое место, где дела божеские и людские соединяются. Где они неразделимы.
— ¿Y qué clase de lugar es éste?
[45]
— спросил мальчик.
— Lugares donde el fierro ya está en la tierra, — объяснил старик. — Lugares donde ha quemado el fuego.
[46]
— ¿Ycómo se encuentra?
[47]
Старик сказал, что вопрос скорее не в том, как такое место сыскать, а в том, как его распознать, когда оно само себя обнаружит. Сказал, что именно в таких местах Господь сидит и ждет, с кем бы на пару уничтожить то, что сам же Он в поте лица создавал.
— Y por eso soy hereje, — усмехнулся он. — Por eso у nada más.
[48]
В комнате было темно. Билли поблагодарил старика еще раз, но старик не ответил, а если и ответил, то мальчик его не услышал. Повернулся и вышел вон.
Женщина стояла, прислонившись к кухонной двери. В желтоватом свете рисовался ее силуэт, сквозь тонкое платье проглядывал абрис тела. Ее, похоже, не беспокоило, что в задней комнате лежит старик, что он один и в темноте. Она спросила мальчика, рассказал ли ему старик, как поймать волка, и он ответил, что нет.
Она коснулась пальцем своего виска.
— Ему теперь частенько изменяет память, — сказала она. — Старый стал.
— Да, мэм.
— И никто его не навещает. Жалко, правда?
— Да, мэм.
— Даже священник. Как-то раз зашел или, может быть, два раза, но больше не приходит.
— Почему?
Она пожала плечами:
— Люди говорят, он brujo. Ты знаешь, что значит brujo?
[49]
— Да, мэм.
— О нем говорят, что он brujo. Говорят, что Господь оставил этого человека. На нем грех Сатаны. Грех orgullo.
[50]
Знаешь, что такое orgullo?
— Да, мэм.
— Он думает, что все знает лучше священника. Думает, что знает лучше Бога.
— Мне он сказал, что ничего не знает.
— Ха! — сказала она. — Ха. И ты поверил? Ты видел этого старика? Ты знаешь, как это ужасно — умирать без Бога? Быть тем, кого Господь отринул? Подумай на досуге.
— Да, мэм. Мне надо ехать.
Коснувшись пальцами шляпы, он протиснулся мимо женщины к наружной двери и вышел в вечернюю темноту. Огни поселения, разбросанные по степи, лежали в этой грустной юдоли, как огненная змейка в синей чаше — яркая брошь, усыпанная драгоценными камнями и сверкающая в вечерней прохладе. Когда он обернулся, женщина по-прежнему стояла в дверях.
— Спасибо, мэм, — сказал он.
— Он ведь никто мне! — крикнула она. — No hay parentesco.
[51]
Ты знаешь, что значит parentesco?
— Да, мэм.
— Вообще не parentesco. Он был tío
[52]
покойной жены моего покойного мужа. Кто он мне? Ты понимаешь? А все равно я тут его содержу. Кто бы еще его взял к себе? Понимаешь? Всем все равно.
— Да, мэм.
— Вот, подумай на досуге.
Он отмотал чумбур от столба и разобрал поводья.
— Ладно, — сказал он. — Подумаю.
— Такое и с тобой может случиться.
— Да, мэм.
Он вскочил в седло, повернул коня и поднял одну руку. На юге лиловое небо прочерчивали черные силуэты гор. Снег на северных склонах бледный-бледный. Вроде пустых пробелов, оставленных для посланий невесть кому.
— La fe, — крикнула она. — La fe es toda.
[53]
Он направил коня на ухабистый след колес и поехал прочь. Когда оглянулся, она все еще стояла у открытой двери. Стояла и стояла на холоде. Когда он обернулся в последний раз, дверь была все еще отворена, но женщины там уже не было, и он подумал: может быть, это старик позвал ее? Но, поразмыслив, решил, что этот старик, пожалуй, никогда и никого не зовет.
Двумя днями позже он ехал по дороге на Кловердейл и вдруг безо всяких на то причин свернул, прискакал туда, где обедали те vaqueros, и остановился, глядя с коня на мертвые черные угли. В пепле костра кто-то уже покопался.
Он спешился, взял палку и пошуровал в кострище. Сел снова на коня и объехал по периметру место привала. Думать, что помоечником мог быть кто-то иной, кроме койота, никаких причин не было, но кружок он все же сделал. Ехал медленно и поворачивал коня аккуратно. Как наездник на соревнованиях по выездке. На втором круге — чуть дальше от костра — остановился. В ветровой тени камня намело барханчик песка, и на нем был четкий отпечаток ее передней лапы.