Кровавый меридиан, или Закатный багрянец на западе - читать онлайн книгу. Автор: Кормак Маккарти cтр.№ 16

Приехал вот здоровье поправить.

Малец глянул на него. Покачал головой, встал и направился через площадь к церкви. На старых резных деревянных карнизах расселись грифы. Он поднял булыжник, швырнул в них, но они даже не шелохнулись.

Тени на площади вытянулись, и по растрескавшейся глине улиц завивалась пыль. Высоко по углам домов сидели, растопырив крылья, вороны-падальщики, точно маленькие чёрные епископы, выступающие с проповедью. Малец вернулся к скамье, поставил на неё ногу и опёрся на колено. Спроул сидел, как и раньше, прижимая к себе руку.

Житья не даёт, сучка, проговорил он.

Малец сплюнул и бросил взгляд вдоль по улице.

Лучше бы нам заночевать здесь.

Думаешь, нормально?

А что?

А если индейцы вернутся?

Зачем им возвращаться?

Ну, а если есть зачем?

Не вернутся они.

Спроул всё баюкал руку.

Вот был бы у тебя нож, сказал малец.

Вот был бы он у тебя.

С ножом здесь можно было бы мяса раздобыть.

Я не хочу есть.

Надо бы по домам пройтись и посмотреть, что там.

Валяй.

Надо найти, где спать.

Спроул поднял на него глаза.

Мне никуда не надо.

Ну, как знаешь.

Спроул закашлялся и сплюнул.

Ну и ладно.

Малец повернулся и зашагал по улице.

Дверные проёмы были невысокие, и, входя в прохладные помещения с земляным полом, приходилось нагибаться, чтобы не задеть притолоку. Внутри — лишь спальные тюфяки, иногда — деревянный ларь для снеди. И так дом за домом. В одном — почерневший и тлеющий остов небольшого ткацкого станка. В другом — человек с натянувшейся обугленной плотью и запёкшимися в глазницах глазами. Ниша в глинобитной стене с фигурками святых в кукольных нарядах, с грубо вырезанными из дерева и ярко раскрашенными лицами. Иллюстрации из старого журнала на стене, маленькая фотография какой-то королевы, карта таро — четвёрка кубков. Связки сушёных перцев и несколько сосудов из тыквы-горлянки. Стеклянная бутыль с травами. Снаружи — голый немощёный двор, огороженный кустами окотильо, и обрушенная круглая глиняная печь, в которой подрагивало на солнце чёрное свернувшееся молоко.

Он нашёл глиняный кувшин с фасолью и несколько сухих лепёшек, отнёс их в дом в конце улочки, где ещё тлели угли сгоревшей крыши, подогрел еду в золе и поел, сидя на корточках, словно дезертир, мародёрствующий в развалинах брошенного города.

Когда он вернулся на площадь, Спроула там не было. На всё вокруг опустилась тень. Малец пересёк площадь, поднялся по каменным ступеням церкви и вошёл. Спроул стоял на паперти. Из высоких окон на западной стене падати длинные контрфорсы света. Скамей в церкви не было, а на каменном полу грудами лежали тела человек сорока — со снятыми скальпами, голые, уже обглоданные, — они забаррикадировались от язычников в этом доме Божием. Прорубив дыры в крыше, дикари перестреляли их сверху, и пол усеивали стрелы — их вырывали, чтобы снять с тел одежду. Жертвенники повержены, дарохранительница разграблена, и великий спящий Бог мексиканцев изгнан из своей золотой чаши. Примитивистские образы святых в рамах висели на стенах криво, словно после землетрясения, а мёртвый Христос в стеклянном гробе валялся, расколотый и осквернённый, на полу в алтаре.

Убитые лежали в огромной луже крови своего последнего причастия. Она застыла и теперь походила на пудинг, испещрённый следами волков и собак, а по краям засохла и растрескалась, как бургундская керамика. Кровь растекалась по полу тёмными языками, заливала плитки, текла по паперти, выщербленной ногами нескольких поколений верующих, тонкой струйкой вилась по ступенькам и капала с камней среди тёмно-красных следов падальщиков.

Спроул обернулся и посмотрел на мальца так, словно тот мог прочитать его мысли, но малец лишь покачал головой. Мухи вились над голыми безволосыми черепами мертвецов и разгуливали по сморщенным глазным яблокам.

Пошли, сказал малец.

В умирающем свете дня они миновали площадь и зашагали по узкой улочке. В дверях лежал мёртвый ребёнок, на нём восседали двое грифов. Спроул махнул на них здоровой рукой, они злобно зашипели, неуклюже захлопали крыльями, но не улетели.

Они покинули деревушку с первыми лучами солнца. Из дверей домишек выскальзывали волки и растворялись на улицах в густом тумане. Беглецы держались юго-западного пути, где раньше прошли дикари. Ручеёк, бегущий по песку, тополя, три белые козочки. Они пересекли брод, где рядом с недостиранным бельём лежали убитые женщины.

Весь день они ковыляли по дымящемуся шлаку terra damnata, [40] время от времени натыкаясь на раздувшихся мёртвых мулов или лошадей. К вечеру выпили всю взятую с собой воду. Улеглись спать на песке, проснулись в прохладном мраке раннего утра, пошли дальше и до изнеможенья шагали по этому краю шлака. После полудня им встретилась на тропе завалившаяся на дышло двухколёсная повозка. Громадные круги колёс были напилены из ствола тополя и шипами крепились к осям. Забравшись в её тень, они проспали до темноты и пошли дальше.

Корка луны, что висела в небе весь день, исчезла, и они продолжали свой путь по тропе через пустыню при свете звёзд. Прямо над головой висели крохотные Плеяды, а по горам к северу шагала Большая Медведица.

Рука воняет, проговорил Спроул.

Что?

Рука, говорю, воняет.

Хочешь, осмотрю?

Зачем? Что ты сможешь с ней сделать?

Ну, как знаешь.

Ну и ладно.

И они побрели дальше. За ночь дважды доносилось дребезжание маленьких степных гадюк, что шевелились в чахлой поросли, и было страшно. Когда рассвело, они уже карабкались среди глинистых сланцев и твёрдых скальных пород под стеной тёмной моноклинали, на которой базальтовыми пророками стояли башни. За спиной у края дороги остались деревянные кресты в каменных пирамидах там, где когда-то встретили смерть путники. Дорога петляла меж холмов, и почерневшие от солнца беглецы еле тащились по этим «американским горкам», глазные яблоки у них воспалились, а на краю зрения мелькали красочные видения. Пробираясь через заросли окотильо и опунции, где дрожали и трескались на солнце камни — одни камни, никакой воды и песчаная тропа, — они высматривали какое-нибудь зелёное пятно, знак того, что рядом вода, но воды не было. Они поели пиньоле — поджаренных молотых зёрен кукурузы, загребая их пальцами из мешка, и зашагали дальше. Через полуденный зной в сумерки, где, распластав кожаные подбородки на прохладных камнях и отгородившись от всего мира притворными улыбочками и потрескавшимися, как каменные плиты, глазами, лежали ящерицы.

На закате они вышли на вершину, и стало видно на несколько миль вокруг. Внизу перед ними простиралось огромное озеро, а вдали за неподвижной водою вставали голубые горы. В знойном воздухе дрожали тени парящего ястреба и деревьев, и ярким белым пятном на фоне голубых тенистых холмов виднелся далёкий город. Они уселись и стали смотреть. Солнце укатилось за иззубренный край земли на западе. Они видели, как оно вспыхнуло за горами, озеро потемнело, и в нём растворились очертания города. Они так и заснули среди камней, лёжа навзничь, как мёртвые, а когда проснулись утром, и город, и деревья, и озеро исчезли. Перед ними расстилалась лишь голая пыльная равнина.