Прощай, детка, прощай - читать онлайн книгу. Автор: Деннис Лихэйн cтр.№ 36

Затем — обычно неожиданно для меня самого или других — следует удар рукой или ногой, мгновенное яростное мускульное движение, причина которого в красном луче и ледяной крови.

Так же было и у моего отца.

Еще не зная, что обладаю таким характером, я уже знал, каков он. Я чувствовал его в себе. Существенная разница между отцом и мною — надеюсь, она все-таки есть — в отношении к своим поступкам. Отца к действию побуждал гнев там и тогда, где и когда его заставал, ярость управляла им так, как алкоголь, гордость и тщеславие управляют другими.

Подобно тому, как сын алкоголика клянется никогда не пить, я еще в раннем детстве дал клятву не допускать проникновения себе в голову этого красного луча, растекания холода в крови и потребности переходить на шепот. От животных нас отличает, как я привык думать, свобода выбора. Обезьяна не может принять решение ограничивать свой аппетит. Человек может. Отец в определенные моменты жизни вел себя как животное. Я таким быть не хочу. Поэтому, понимая отчаянное стремление Бруссарда найти Аманду, его негодование и возмущение тем, что Сыр не захотел воспринимать нас всерьез, я тем не менее не мог одобрить ни самого Бруссарда, ни его подход, который нас ни к чему не привел. Аманда по-прежнему находилась неизвестно где, ее разве что еще глубже перепрятали в ту нору, где держали до сих пор, и она стала для нас еще недоступней, чем прежде.

На гравии возле бампера появились башмаки Бруссарда, и я почувствовал, как его тень упала мне на лицо — закатное солнце перестало греть кожу.

— Я так больше не могу, — проговорил он до того тихо, что я едва разобрал слова.

— Что не можете?

— Подонки творят с детьми что хотят и чувствуют себя безнаказанными умниками. Не могу.

— Тогда надо уходить с этой работы.

— У нас же его деньги. Захочет получить, придет к нам договариваться об обмене.

Я взглянул ему в лицо и прочел в нем страх, безумную надежду никогда больше не видеть мертвого или изуродованного ребенка.

— А если ему наплевать на деньги?

Бруссард посмотрел в сторону.

— Ему не наплевать. — К машине подошел Пул и положил руку на крышу багажника. Сказанное прозвучало не очень убедительно.

— У Сыра этих денег куры не клюют, — сказал я.

— Вы этих ребят знаете, — сказал Пул.

Бруссард замер, весь внимание.

— Денег никогда не бывает слишком много. Всегда хочется больше.

— Две сотни тысяч для Сыра, конечно, не мелочь, — сказал я. — Но и не годовая прибыль от казино. Деньги сравнительно небольшие — ну, взятку дать, ну, налог на все виды собственности заплатить. За год. Что, если он упрется из принципа?

Бруссард покачал головой:

— У Сыра Оламона нет принципов.

— Есть. — Я стукнул каблуком по бамперу и сам удивился тому, как горячо это у меня вырвалось. Уже спокойнее я повторил: — Есть. И принцип номер один: «Не позволяй никому топтать Сыра».

— А Хелен на нем оттопталась, — кивнул Пул.

— Верно.

— И думаете, Сыр так разъярен, что убьет девочку и плюнет на деньги просто из принципа?

Я кивнул:

— И будет спокойно спать по ночам.

Пул встал в тень между Бруссардом и мной, и его лицо стало серого цвета. Он вдруг показался мне очень старым и уже не столько неопределенно-грозным, сколько находящимся под неопределенной угрозой. И выражения шаловливого эльфа у него на лице я больше не видел.

— А что, если, — сказал он так тихо, что мне пришлось податься к нему, чтобы расслышать, — Сыр захочет и принцип соблюсти, и доход получить?

— То есть на сделку согласится, деньги получит, а девочку убьет? — спросил Бруссард.

Пул поежился.

— Мы, похоже, ему все карты выложили, Рем.

— Каким образом?

— Теперь он знает, что мы на все готовы, лишь бы найти Аманду: нарушать инструкции, действовать, оставив дома полицейские значки, обменять в неофициальном порядке деньги на ребенка.

— И если Сыр захочет выйти победителем…

— Тогда из этой истории живым, кроме него, вообще больше никто не выйдет, — сказал Пул.

— Надо добраться до Криса Маллена, — сказал я. — Посмотрим, куда он нас выведет. Пока до обмена дело не дошло.

Пул и Бруссард кивнули.

— Мистер Кензи, — протянул мне руку Бруссард. — Я погорячился. Позволил этому подонку себя спровоцировать, я мог все дело запороть.

Я пожал ему руку.

— Найдем Аманду и вернем домой.

Он стиснул мою кисть.

— Живой.

— Живой, — сказал я.

— Думаешь, Бруссард сдает? — спросила Энджи.

Мы сидели в машине у границы финансового квартала на Девоншир-стрит, проходившей в тылу Девоншир-плейс, многоквартирной башни, в которой жил Крис Маллен. Несколько детективов из отдела борьбы с преступлениями против детей, проводившие сюда Маллена, отправились на ночь по домам. Еще несколько пар сыщиков продолжали сейчас слежку за главными игроками из команды Сыра. Бруссард и Пул взяли на себя фасад здания, выходивший на Вашингтон-стрит. Только что миновала полночь. Маллен находился дома уже три часа.

Я пожал плечами.

— Ты видела лицо Бруссарда, когда Пул рассказывал о теле Джинни Миннели в бочке с цементом?

Энджи покачала головой.

— Оно у него еще страшнее было, чем у Пула. Могло показаться, вот-вот нервный срыв будет. Руки затряслись, лицо все побелело, на лбу пот выступил. Плохо он выглядел. — Я взглянул на три желтых прямоугольника на пятнадцатом этаже, окна квартиры Маллена. Одно из них погасло. — Может, действительно сдает. С Сыром он явно перестарался.

Энджи зажгла сигарету и чуть опустила оконное стекло так, чтобы образовалась щель. Улица была безлюдна. Зажатая между фасадами из белого известняка и сияющими голубым стеклом небоскребами, она напоминала декорацию для ночной киносъемки, гигантскую модель необитаемого мира. Днем по Девоншир-стрит текла отчасти жизнерадостная, отчасти жестокосердная толпа со своими портфелями, деловыми связями и сотовыми телефонами, просто пешеходы и фондовые брокеры, юристы и секретари, ехали велосипедисты-курьеры, сигналили грузовики и такси. Но после девяти вечера все учреждения закрывались, и, сидя в машине у подножия этих огромных пустых произведений архитектуры, мы чувствовали себя экспонатами, такими же, как и все остальное вокруг, в огромной музейной экспозиции, где огни погашены и смотрители разошлись по домам.

— Помнишь вечер, когда Глинн меня подстрелил? — спросила Энджи.

— Помню.

— Прямо перед этим я, помню, боролась в темноте с тобой и Эвандро, все свечи у меня в спальне мерцали, как глаза, и я думала: больше не смогу. Больше не смогу вкладывать себя — нисколечко — в это насилие и… вообще в это дерьмо. — Она повернулась на сиденье. — Может, что-то такое и Бруссард чувствует. Ну, подумай, сколько можно находить детей в бочках с цементом?