— Ты меня к этим делам не припутывай!
Я про все твои штучки знать ничего не знаю!
Сама небось какого-нибудь уголовника привела, а теперь на
меня вешаешь? Не выйдет!
Я у тебя месяц не был, а уж сегодня-то и говорить нечего!
— Не был? — говорю. — Да ты здесь уже два
раза без меня хозяйничал — в прошлый четверг точно был. Думаешь, я совсем дура,
не пойму, что в доме без меня кто-то был.
И кроме тебя некому!
— Да как я к тебе попасть мог? У меня и ключей нет, ты
же сама у меня их забрала!
Как он про ключи сказал, я уж совсем рассвирепела: ключи от
моей квартиры, похоже, у каждой второй сволочи есть. Правда, те ключи, что я
днем нашла, были не мужнины, но злости моей не убавилось, и я снова оттеснила
его к двери.
— Я-то у тебя ключи забрала, да ты-то, сокол ясный,
новые себе сделал, это как пить дать! И можешь мне мозги не пудрить, все равно
не поверю, что ты у меня не был!
И до сегодняшнего дня был, и сегодня этого рыжего ты убил! И
если сейчас немедленно не уберешься, и если посмеешь еще надоедать и жизнь
портить, которую ты уже и так раз и навсегда мне испортил, так я тебя, не
задумываясь, милиции сдам!
А он вдруг спрашивает каким-то странным голосом:
— Рыжего? Какого рыжего?
— Что? — Я в запале не сразу поняла, о чем он
спрашивает. — А, этот рыжий, которого сегодня в моей квартире угробили,
морковного цвета, с наколкой на руке…
— Якорь? — переспросил муженек и, видимо, тут же
пожалел о том, что у него вырвалось, да слово-то не воробей.
— А, — я даже обрадовалась, — значит, знаешь
ты этого взломщика? А только что отпирался.
— Да никого я не знаю! У каждого второго уголовника
якорь на руке наколот!
Я вижу, что он очень забеспокоился, сам уже к двери
отступает и явно готов убраться вон из моей квартиры. Я, чтобы закрепить
победу, его добиваю:
— Думаешь, так я тебе и поверила? Я же вижу, как ты в
лице переменился. И про якорь ты наверняка знал! А ну выкладывай, кто такой тот
мужик? Наверняка ты этого рыжего знаешь! Если даже не ты убил, то наверняка ты
его подослал! Или краля твоя ненаглядная!
Чувствую, что попала в точку: он завертелся как уж на
сковородке и скорее за дверь. А я, честно говоря, за этот день уже так устала —
мало мне незнакомого трупа в собственной квартире, так извольте еще получить
полноценный скандальчик с бывшим мужем! — так устала, что преследовать
отступающего противника не было никаких сил, и я только мечтала дотащиться до
постели и хоть ненадолго забыть обо всех своих неприятностях. Однако сон не
шел.
* * *
С мужем мы прожили почти семь лет.
Сначала жили вместе с его родителями в большой квартире на
улице Марата, потом переехали сюда. Я родила сына Алешку, потом сидела с ним,
долго не работала, а потом так получилось, что я снова забеременела. Сначала у
меня и в мыслях не было рожать — в наше-то время, когда и одного-то не знаешь,
как вырастить. Но в определенные моменты мозг у нас, женщин, отказывает
напрочь, и в дело вступает инстинкт материнства. Одним словом, я решила, что
будет второй, и обязательно девочка. Мужу было все равно, он только рукой
махнул.
Я сидела дома с Лешкой, потому что он был несадиковский
ребенок, так не все ли равно, с одним сидеть или с двумя? — сказал муж и
согласился.
Он работал тогда в мелком бизнесе, то есть крутился: то
торговал вентиляторами и обогревающими приборами, то содержал на паях с
приятелем продуктовый ларек на Северном рынке, то перегонял из-за границы
купленные там подержанные автомобили.
Какие-то деньги он зарабатывал, на жизнь вполне хватало. И
вот, когда я была уже на восьмом месяце, муж уехал в Турцию за шмотками или еще
за чем-то я уж не помню. И там в гостинице он познакомился с одной бабой. Баба
была молодая и очень деловая. Мужа моего она сразу же словно околдовала.
Возможно, потому, что была полной противоположностью мне. Он совсем раскис, но
ей-то он был на фиг не нужен, потому что ни денег особых, ни внешности
приличной у него никогда не было. Тогда он решил ковать железо, пока горячо, и
покорить ее своей страстью — откуда только что взялось?
В общем, по приезде из Турции он на минутку забежал домой,
чтобы взять кое-какие вещи, и, наспех запихивая в чемодан трусы и рубашки,
сообщил мне между делом, что нашел, как он выразился, человека, что не может
без нее не то что жить, а даже дышать, и что главное для него сейчас — не
упустить такой случай, иначе потом он всю жизнь будет жалеть.
Пока я, слегка обалдевшая от его выражений, которых он
никогда раньше не употреблял, молча хлопала ресницами, он застегнул чемодан и
ушел, оставив, правда, мне денег на первое время, о чем он крикнул уже на
лестнице. Все случилось так быстро, я совершенно не успела ему сказать, что на
следующий день меня кладут в больницу на сохранение, и нужно отвезти Лешку к
свекрови. Чувствовала я себя в последние месяцы беременности неважно, были
слабость, головокружение. Врачи велели принимать витамины, кололи укрепляющее,
но ничего не помогало. В последний раз врачихе не понравилось мое давление, она
хотела отправить меня на «скорой» прямо из консультации, но я все ждала
возвращения мужа.., вот и дождалась.
Когда за ним захлопнулась дверь, я посидела немножко,
уговаривая себя не волноваться, — это может повредить будущему ребенку.
Главное — это ребенок, твердила я себе, остальное сейчас не важно. Клянусь, я
была абсолютно спокойна, когда отправилась на кухню выпить чая с мятой, потому
что внезапно у меня сильно заломило затылок. Принимать таблетки от головной
боли во время беременности нельзя. И вот, когда я стояла там, в кухне, чайник с
кипятком выскользнул у меня из рук, и горячая вода пролилась на ноги. Боли я не
почувствовала, а видела только, как приближается кухонный пол. И больше я
ничего не помню.
Все это случилось поздно вечером, когда Лешка крепко спал,
поэтому он не видел заходившего отца и не слышал нашего разговора. Однако он
проснулся от грохота, который я произвела на кухне своим падением.
Ребенок страшно испугался, он подумал, что я умерла. Соседи
за стенкой услыхали его плач, но долго не придавали ему значения, пока кто-то
не сообразил, что я беременная, и не случилось ли чего. К тому времени Лешка
был уже в таком состоянии, что ни на что не реагировал и дверь открыть,
конечно, не сумел. Пока искали инструменты, пока ломали замок, пока приехала
«скорая»… Рассказывали, что, увидев меня, лежащую на полу, врач только с сомнением
покачал головой. Но ребенок в утробе был еще жив, меня повезли в больницу, но
по дороге начались преждевременные роды. Я пришла в сознание уже в
операционной, помню жуткую боль, почему-то в левой ноге, что-то кололи мне в
вену.
«Что там с ногой? — стонала я. — Посмотрите».
«Некогда за твоей ногой смотреть, — рычал
кто-то, — ребенка надо спасать!»