Империя
Империя Александра была огромна! Царь захолустной Македонии завоевал полмира. Ему подчинились страны, намного более развитые во всех отношениях, чем его родина. Развитые образованные греки и персы постепенно оттесняли на второй план прежних соратников и друзей Александра, а он не только не противодействовал, но напротив, сам способствовал этому.
Клавдий Элиан:
«Александр портил своих друзей, мирволя их жажде роскоши. Агнон носил обувь на золотых гвоздях, Клит принимал посетителей, расхаживая по пурпурным коврам, за Пердиккой и Кратером, большими любителями гимнастических упражнений, возили шатры из звериных шкур обхватом в стадию; в них, не стесненные недостатком места, они занимались гимнастикой; кроме того, в угоду им вьючных животных нагружали большими запасами необходимого для этой цели песка. В обозе страстных охотников Леонната и Менелая хранились тенета в сто стадий длиной. Палатка самого Александра вмещала сто лож, пятьдесят позолоченных столбов разделяли ее и поддерживали потолок, который тоже был вызолочен и украшен дорогими узорными тканями. Внутри в первом ряду было размещено пятьсот персов-мелофоров в пурпурных и оранжевых столах, подальше — тысяча лучников, одетых в цвет пламени и крови, а впереди них — пятьсот вооруженных серебряными щитами македонян. В середине палатки стояло золотое кресло, сидя на котором царь, со всех сторон окруженный стражами, принимал посетителей. Снаружи вдоль стен кольцом располагалась тысяча македонян и десять тысяч персов. Никто не осмеливался приблизиться к Александру — так велик был страх перед ним с тех пор, как высокомерие и удача сделали из него тиранна».
Забыв о своем первоначальном пренебрежении персиянками, Александр женился на Роксане, а затем и на одной из дочерей Дария — Статире, устроив роскошнейшее пиршество, вошедшее в историю как «бракосочетание в Сузах». Александр не только женился сам, но и повелел всем своим еще неженатым соратникам жениться на персиянках. Наверное, он желал всем добра, биографы сообщают, что он отдал в жены своим друзьям «лучших персидских девушек», но только у самих этих друзей, ни тем более у девушек, ни даже у их родителей никто не спросил, желают ли они вступить в этот брак. Поэтому, несмотря на богатые подарки и другие царские милости, нашлись те, кто был вовсе не в восторге от неожиданной женитьбы.
Клавдий Элиан:
«После победы над Дарием Александр отпраздновал свою свадьбу и свадьбы своих друзей. Всего было девятнадцать мужчин и столько же брачных покоев. В мужской пиршественной зале стояло сто лож, каждое из которых имело серебряные ножки, ложе же Александра — золотые. Все они были накрыты пурпурными узорчатыми покрывалами из дорогих иноземных тканей… Пиршество шло под звуки военной трубы: когда гостям надлежало явиться, трубили сбор, в конце праздника — отступление. Брачные торжества длились пять дней кряду. Не было недостатка в музыкантах и актерах как комических, так и трагических, прибыли также индийские фокусники; они весьма отличились и превзошли всех своих соперников из других стран».
Македонцы имели и более веские основания считать себя обиженными. Еще раньше Александр отобрал тридцать тысяч мальчиков, чтобы выучить их греческой грамоте и обращению с македонским оружием. Теперь, когда мальчики подросли и выучились, Александр приказал отправить домой в Македонию всех больных и увечных из своего войска. Причем отправляли их не с почестями, как победителей, а просто выкидывали, словно ненужный скарб. Воины сочли это обидой и оскорблением, они говорили, что царь выжал из этих людей все, что они могли дать, а теперь, с позором выбрасывая их, возвращает их отечеству и родителям уже совсем не такими, какими взял. Но Александр вовсе не раскаялся в своих действиях. Ропот македонян он расценил как неповиновение и, прогнав свою прежнюю охрану, окружил себя персами и греками. Тут македоняне совсем пали духом, растерявшись от того, что их выступление привело к столь неожиданным результатам. Македонцы понимали, что даже если они устроят вооруженный мятеж, то их сил не хватит, чтобы перебить персидскую часть войска.
Плутарх:
«С криком и плачем они отдали себя на волю царя, умоляя его поступить с ними, как с неблагодарными негодяями. Александр, хотя и несколько смягчился, все же не допустил их к себе, но они не ушли, а два дня и две ночи терпеливо простояли перед палаткой, рыдая и призывая своего повелителя. На третий день Александр вышел к ним и, увидев их такими несчастными и жалкими, горько заплакал. Затем, мягко упрекнув их, он заговорил с ними милостиво и отпустил бесполезных воинов, щедро наградив их и написав Антипатру, чтобы на всех состязаниях и театральных зрелищах они сидели на почетных местах, украшенные венками, а осиротевшим детям погибших приказал выплачивать жалованье их отцов».
Смерть Пармениона
Осадок от этой истории остался надолго. Александр больше не доверял своим друзьям, людям, завоевавшим вместе с ним половину мира.
Трагической стала смерть старого Пармениона, верой и правдой служившего еще Филиппу Македонскому. Два его сына погибли в военных походах Александра, а третий, Филот, был обвинен в заговоре и казнен. Серьезных улик против Филота не было, виной всему был его длинный язык. Филот захватил в Киликии пленницу по имени Антигона, женщину редкой красоты. Он полностью доверял ей и часто при ней бахвалился, принижая Александра и рассуждая о том, что если бы не доблесть македонцев, то их царь — мальчишка! — не одержал бы столько побед. Антигона же вовсе не испытывала к своему любовнику пылких чувств и стала шпионкой Александра. Он был разгневан, но пока еще держал себя в руках.
Но тут Филот допустил серьезный промах! Ему сообщили о заговоре против Александра — заговоре глупом и вряд ли опасном. Возможно, поэтому Филот и не обратил внимания на донос. Тогда доносчики обратились к другому человеку и были приняты царем. Рассказав о заговоре, они упомянули и о странном, на их взгляд, поведении Филота. Столь явное пренебрежение его безопасностью чрезвычайно ожесточило Александра и заставило его думать, что и сам Филот был в числе злоумышленников. Филот был схвачен, подвергнут пыткам и «во всем сознался» — вероятнее всего оговорил себя. Руководили допросом ближайшие друзья царя, в том числе Гефестион. Сам Александр слышал все, спрятавшись за занавесом. Рассказывают, что, когда Филот жалобно застонал и стал униженно молить Гефестиона о пощаде, Александр произнес: «Как же это ты, Филот, такой слабый и трусливый, решился на такое дело?»
После смерти Филота Александр сразу же послал в Мидию людей, чтобы без суда убить Пармениона. Убийца привез ему какое-то письмо, и когда старик склонился над ним, нанес удар в спину. Так погиб Парменион, тот самый полководец, одна из ранних побед которого совпала с рождением Александра.
Убийство Клита
В разгар одного из веселых пиршеств, когда гости уже перешли к неразбавленному вину, кто-то стал распевать песенки некоего грека, в которых высмеивались македонские полководцы, недавно потерпевшие поражение в какой-то из битв. Старшие из присутствовавших сердились и бранили сочинителя и певца, но Александр и окружавшие его молодые люди слушали с удовольствием и велели певцу продолжать. Клит, тот самый Клит, что некогда спас Александру жизнь, уже тоже сильно пьяный, пришел в негодование. Он заявил, что недостойно среди варваров и врагов оскорблять македонян, которые, хотя и попали в беду, все же много лучше тех, кто над ними смеется. Когда Александр заметил, что Клит, должно быть, хочет оправдать самого себя, называя трусость бедою, Клит вскочил с места и воскликнул: «Но эта самая трусость спасла тебя, рожденный богами, когда ты уже подставил свою спину персидскому мечу! Ведь благодаря крови македонян и этим вот ранам ты столь вознесся, что, отрекшись от Филиппа, называешь себя сыном Амона!»