— Да что ты?
— Точно так. Кроме того, она пообещала, что еще заставит меня поплясать. А потом повесила трубку.
* * *
К тому времени, когда мы добрались до бананового крема, я вся издергалась. Раз Новики позвонила Кунцу, значит, была жива, а это радовало. К несчастью, она посылала ему письма авиапочтой. Что означало расстояние, преодолимое самолетом. А расстояние — это плохо. Но куда хуже был факт, что салфетка Эдди Кунца двигалась на коленях без участия рук. Моим первым побуждением было желание завопить «Змея!» и выстрелить, но, наверно, суд меня не оправдал бы. Кроме того, какую бы неприязнь я не испытывала к Эдди Кунцу, я сама в некотором роде разделяла взгляды мужика, который испытывал эрекцию от общения с банановым тортом.
Я проглотила кусок торта и хрустнула костяшками пальцев. Потом посмотрела на часы.
— Вот это да, посмотрите, сколько времени!
Матушка одарила меня смирившимся материнским взглядом. Тот будто говорил: «Так иди… по крайней мере, я уговорила тебя остаться на десерт и сейчас знаю, что ты хоть раз хорошо поела на этой неделе. И почему ты не похожа на свою сестру Валери, которая при муже, при детях и знает, как приготовить цыпленка».
— Простите, мне нужно бежать, — произнесла я, оттолкнувшись от стола.
Кунц замер с вилкой на полпути ко рту.
— Что? Мы уже уходим?
Я взяла на кухне свою сумку.
— Я ухожу.
— Он тоже уходит, — добавил папаша, склоняясь над тортом.
— Ну, вот и ладненько, — встряла Бабуля. — Вышло не так уж плохо.
* * *
Кунц догнал меня, когда я открывала дверцу машины. Поспевая вприпрыжку. Излучая энтузиазм. То же мне, Тони Тестостерони.
— Как насчет того, чтобы где-нибудь выпить?
— Не могу. Мне нужно работать. Надо закончить с одной наводкой.
— Это насчет Максин, что ли? Так я могу поехать с тобой.
Я скользнула за руль и завела мотор.
— Не очень хорошая идея. Но я позвоню тебе, если что-нибудь наклюнется.
Смотрите все. Охотница за головами в действии.
Когда я появилась, закусочная была заполнена наполовину. Большинство народу потягивало кофе. В другое время выпущенное после кино молодое поколение сражалось бы за десерт или картошку-фри.
Была другая смена, и я не знала женщину, работающую на кассе. Я представилась и спросила Марджи.
— Простите, — сказала женщина. — Марджи сегодня не пришла. Позвонила и сказалась больной. Предупредила, что и завтра ее не будет.
Я вернулась в машину и порылась в сумке, ища список родственников и знакомых, который добыла у Кунца. Потом пробежалась по списку при тусклом свете. Там было только имя Марджи. Ни фамилии, ни телефона, а по поводу адреса написано рукой Кунца «желтый дом на Барнет Стрит». Там же он приписал, что Марджи водит красный «исузу».
От солнца оставался лишь тонкий алый мазок на горизонте, когда я доехала до Барнет, но я смогла определить желтое бунгало и красную машину. Только я подползла к тротуару и остановилась, как из желтого дома вышла женщина с забинтованной рукой, зовя своего кота. Она схватила серого кота, когда увидела меня и тут же исчезла за дверью. Даже с тротуара я могла слышать, как с лязгом опустился засов.
По крайней мере, она была дома. В душе я опасалась, что она исчезла и делит квартплату с Максин в Канкуне.
Я подтянула на плече сумку, нацепила доброжелательную улыбку на лицо, промаршировала по короткой бетонной дорожке и постучала в дверь.
Дверь открылась, но цепочку не сняли.
— Да?
Я передала ей мою карточку.
— Стефани Плам. Мне хотелось бы поговорить с вами о Максин Новики.
— Простите, — произнесла она. — Мне нечего сказать о Максин. И я себя нехорошо чувствую.
Я заглянула в щель в двери и увидела, что она прижимает в груди забинтованную руку.
— Что случилось?
Она вяло посмотрела на меня тусклыми глазами, явно затуманенными лекарствами.
— Несчастный случай. На кухне.
— Выглядит очень плохо.
Она моргнула.
— Я потеряла палец. Ну, на самом деле не потеряла. Он остался на кухонной стойке. Я забрала его в больницу, и мне его снова пришили.
У меня мгновенно возникло видение, как ее палец лежит на кухонной стойке. Перед глазами замелькали черные точки, и я почувствовала, как над верхней губой выступил пот.
— Мне очень жать.
— Это был несчастный случай, — повторила она. — Случайность.
— Который палец?
— Средний.
— Черт возьми, мой любимый палец.
— Послушайте, — сказала она. — Мне лучше уйти.
— Постойте! Еще одну минуту. Мне действительно нужно знать о Максин.
— Да нечего узнавать. Она уехала. Больше мне нечего рассказать.
* * *
Я села в машину и сделала глубокий вдох. Я буду более осторожно вести себя на кухне. Не буду больше рыскать вокруг вокруг мусорок, выискивая бутылочные крышки. И никаких изощренных нарезок салатной зелени.
Было слишком поздно продолжать искать людей по списку, потому я отправилась домой. Температура упала на несколько градусов, и через люк автомобиля просачивался приятный прохладный воздух. Я проехалась по городу, припарковалась за своим домом и проникла через задний вход.
Когда я вошла в гостиную, Рекс прекратил бегать по колесу. Он посмотрел на меня, дергая усиками.
— И не спрашивай, — сказала я ему. — Ты не захочешь знать.
Рекса тошнит от таких тем, вроде оттяпанных пальцев.
Матушка положила мне немного цыпленка и кусок торта в дорогу. Я отломила корочку от торта и дала Рексу. Он затолкал корочку в защечные мешки, и его блестящие глазки почти вылезли из орбит.
Наверно, так сегодня выглядела я, когда Морелли попросил у меня пончик.
* * *
Я всегда знаю, когда воскресенье, потому что просыпаюсь с чувством, что меня гложет совесть. Есть одна крутая вещь в том, чтобы быть католичкой… Многогранный опыт. Если потеряешь веру, есть шансы, что совесть тебя будет продолжать мучить, поэтому тебя словно совершенно ни в чем не надули. Я повернула голову и посмотрела на цифровые показания часов. Восемь. Есть еще время поспеть к поздней мессе. Мне, в самом деле, следует туда пойти. На этой мысли мои веки налились тяжестью.
В следующий раз, когда я открыла глаза, было одиннадцать. Черт возьми! Слишком поздно идти в церковь. Сделав усилие, я вылезла из кровати и потопала в ванную, приговаривая про себя, что все в порядке, Боженька готов простить маленькие грешки типа редкого посещения церкви. За годы я выработала свою религию и создала Великодушного Бога. Великодушный Бог не беспокоился по таким пустякам, как ругательства и мелкое вранье. Великодушный Бог глядел в сердце личности и знал, хорошая она или грешница по шкале главных вещей. По моим понятиям, Бог и Санта Клаус не управляют жизнью в микромасштабе. Конечно, это не означало, что ты не можешь рассчитывать на них, когда нужно помочь тебе потерять вес.