Люди огня - читать онлайн книгу. Автор: Олег Волховский cтр.№ 102

— Кали-юга окончена! — провозгласил он, и казалось, что его голос разносится над всем городом. — Сатья-юга! Эра добра и справедливости!

Народ в полном составе бухнулся на колени и упал, «как палка».

Эммануил (нет, Калки!) ехал по улицам, и мы шли за ним, едва продираясь через толпу. А за ним летело пламя, которое никого не обжигало.

— Не бойтесь! Это пламя для тех, кто. не принял меня! — провозгласил Господь. — Кали-юга прошла! Сатья-юга!

На закате Эммануил вернулся в храм, въехал в алтарь и замер. Скульптура раздвоилась на наших глазах, выпустив Господа. Он спустился по ступеням алтаря.

— Я не покидаю этот храм, — сказал он и кивнул в сторону мурти. — Я остался. Это мой дар по вашим молитвам.

И направился к выходу.

На Двараку вернулись по-простому: в автомобилях. Там я вышел из машины и решил прогуляться пешком, благо погода была приятная, не больше двадцати градусов. В кои-то веки здесь приятная погода!

Неподалеку от дворца мне почудились запах дыма и слабое потрескивание, как от костра. Приглушенные голоса, кажется, пение.

Мне стало любопытно, и я повернул на звук и запах.

Я шел по парку. Уже опустились сумерки. Вдали, между деревьями, мерцал огонь. Там, вероятно, располагались городские стены.

Парк кончился. Я вышел под ярко-синее вечернее небо. Здесь, на открытой площадке, действительно рядом со стеной горел костер. Очень большой. Я понял: погребальный. И пуджари в белых одеждах колдовал рядом и заунывно пел ведические гимны.

Я внимательно посмотрел на него. Нет, не Андрей. Настоящий индус.

— Петр?

Андрей тоже был здесь. Он стоял в тени деревьев, и я его не заметил. Зато он сразу заметил меня, как только я вышел на свет, и поспешил ко мне.

— Это индусские похороны? — спросил я.

— Это погребальный костер.

— Чей?

— Мой.

— Как это?

— Очень просто. Когда человек принимает саньясу [92] , над ним совершают все погребальные обряды. Правда, с моей стороны не совсем правильно при этом присутствовать. Саньясина не должна трогать смерть для мира. Но у меня особая саньяса.

Я понял, какая.

— Господь звал тебя? — спросил я.

— Да.

— Ты знаешь, зачем?

— Конечно.

— И не боишься?

— Боюсь.

— И?..

— И я не испугаюсь.

Он повернулся и зашагал прочь.

Утром мы пересекли историческую границу халифата.

Не помню, что меня разбудило, но около шести я обнаружил себя на крыше Дома Собраний. Вставало солнце. Далеко внизу оранжевым пламенем сверкнул Инд. Дул прохладный ветер.

Я заметил у перил фигуру в шафранных одеждах. Андрей. Я подошел. Он кивнул мне слегка высокомерно, как никогда не делал раньше, и я понял, что потерял друга. Он покровительственно коснулся моего плеча и слегка улыбнулся. Другой человек. Жжение в Знаке. Взгляд бессмертного.

Я ждал, когда он уйдет. Он, кажется, понял, усмехнулся.

— Так ты останешься один.

Повернулся и зашагал прочь.

Мы летели на северо-запад. Речную долину сменили горы, шафранные, как одежды саньясина. Впереди лежал исламский мир, мир купцов и воинов, где долг каждого и превосходнейшее из деяний — джихад. Вопрос только в том, против нас или с нами. Впереди была земля Афганистана [93] . Мекка — далеко на западе. Мы снова двигались от периферии к центру, как из России в Рим. Господь не любил оставлять незавоеванные тылы.

Казнен за разглашенье тайны

Всепоглощающей любви,

Он — Бог, он — пастырь изначальный,

Кто миру выкрикнул: «Живи!»

Мансур Халладж — небесный Кравчий,

Палач бессилен перед ним.

Его веревка — мост висячий,

Не станет волосом одним.

То плоть горит? Неправда — это

Костер любви сжигает плоть,

И танец свадебный обета

Ведет танцующий Господь.

Удар был слабенький. Только зазвенела посуда и люстра отклонилась от вертикали и тут же вернулась в положение равновесия. Я встал и подошел к окну.

Вспышка. Потом грохот.

Гроза, что ли?

Молнии не бывают ярко-оранжевыми.

Позвонил Марку. Его не было. Включил телевизор. Местный канал: девушки в белом идут по колено в воде. В центре — юноша, тоже в белом. Вокруг почему-то сад. Минут через пять до меня дошло, что сад является раем, девушки — гуриями, а юноша — шахидом, погибшим за веру и попавшим в этот самый рай.

Еще не среагировали.

Грохот не утихал. Вспышки сменяли одна другую.

Нашел CNN. По экрану величаво плыла Дварака. Комментария услышать не успел, потому что зазвонил телефон.

— Как тебе салют?

Марк был явно в веселом расположении духа.

— Ты знаешь, что происходит?

— Знаю. Нас обстреливают.

— Кто?

— Передовые отряды движения Муридан.

Ясно.

Политическая обстановка в Афганистане, собственно, была такова. Все началось лет двадцать назад, когда либерального, европейски образованного падишаха свергли военные, потом этих военных свергли… другие военные. Потом… В общем, началась смута. Все воевали против всех и свергали друг друга поочередно. И тогда появились эти… студенты. Однако студенческая революция! Ученики Медресе и их преподаватели. Первые по совместительству ученики суфийских шейхов, муриды [94] . Почти поголовно. Вторые — собственно сами шейхи. Точнее, пиры, старцы. Последний термин здесь более распространен.

Я представил, как в России к власти приходят недоучившиеся семинаристы и монахи, и ужаснулся. Нет, конечно, поп попу рознь. Есть же иезуиты, доминиканцы или даже францисканцы… Отдельные представители, Но в общей массе!