Преторианец - читать онлайн книгу. Автор: Томас Гиффорд cтр.№ 158

Годвин начал задом выбираться из машины, сторонясь неподвижного тела, когда мертвец вдруг ожил и, издав нечеловеческий булькающий рев, выбросил растопыренные пальцы ему в лицо. Пятерня соскользнула, царапнула губу и вцепилась в овчинный воротник, затягивая его обратно в машину. Изо рта вырвался ужасный, булькающий кровью вой, Годвин взглянул прямо в окровавленное лицо, услышал собственный вопль ужаса, холодные пальцы нащупали его глотку, и Годвин наугад ударил в это лицо, шарахнулся назад, вытаскивая за собой чужую руку, потом голову с выпученными кровавыми глазами, нашарил свободной рукой ручку открытой дверцы и с жестокостью, рожденной страхом, захлопнул ее, и ее край врезался в горло убийцы под нижней челюстью, голова осталась снаружи, остальное, кроме рук, внутри, и руки выпустили его, и Годвин увидел, как высовывается из черного рта язык, как зубы в судороге удушья смыкаются на языке, увидел торчащие кисти рук и снова и снова всем телом бился о дверцу, и кровь уже ручьем текла из мертвого рта, и перекушенный язык повис на бледной нити, зажатой стиснутыми зубами, и тогда он наконец отпустил дверцу, и тело медленно вывалилось на окровавленный снег. Годвин задыхался, хватал ртом воздух, скрючился, опираясь руками о колени, пытаясь сдержать рвоту, потом ждал, пока все, что было у него внутри, выплеснется в снег, и когда дрожь прошла, он поднял винтовку и медленно пошел прочь, волоча ноги, загребая снег, туда, где ступени вели по обрыву над летным полем к дому.

На ходу он начал обдумывать случившееся. Он думал об этом всю дорогу до дома. Ему не понравилось то, что он надумал, но что-то щелкнуло у него в голове, и начала выстраиваться теория, и он, кажется, начал соображать, что происходит.

От этого случившееся не перестало быть кошмаром, более кошмарным, чем было убийство Панглосса в Германии, и кошмар еще не кончился, и он только начинал видеть все в целом, как понемногу складываются в картину причудливые кусочки головоломки.

Он гадал, действительно он начал что-то понимать — или сходить с ума.

Дом был темен и тих. После всего, что было, это казалось невероятным, но это было к лучшему. Сцилла спит. Он один. Он согрел себе новую чашку шоколада, раздул тлеющие угли в библиотеке и сел, уставившись в широкое окно на террасу. Три часа ночи. Он сидел неподвижно, изредка прихлебывая шоколад. Что делать, что делать…

Прошел час, и тогда он поднял телефонную трубку. Линия действовала: еще одна удача. Связь была ненадежной, но ему удалось застать Монка на его лондонской квартире. Монк говорил устало и напряженно, но заверил, что в эту ночь вовсе не ложился. Ждал какого-то сообщения.

— В чем дело? Что происходит? Что там у вас?

— Монк… Весь мир свихнулся, меня только что пытались убить, человек был на нашей дороге, в снегу. Он в меня стрелял. Монк! Вы слышите?

— Слышу, старина. Продолжайте.

— Монк, это бред какой-то… Кончилось тем, что я его убил!

— Боже мой, как это вы умудрились?

— Неважно. Вопрос в том, почему он за мной охотился? Слушайте, Монк, я вам что-то скажу, мне буквально некому сказать, кроме вас. Я убил Панглосса.

— Вы не в себе, старина…

— Нет, вы меня слушайте — я убил Панглосса в Германии. Я узнал, кто это был… Это Стефан Либерман. Монк, вы представляете? Вы знали?

— Вы убили Панглосса. Либермана. Я немножко не поспеваю за вами.

— Понимаете, у меня были причины считать, что все это кончилось. Панглосс мертв. Все кончилось. Макс отомщен… Но кто-то опять пытается меня убить. Монк, этот тип собирался пробраться в дом и убить меня и Сциллу тоже. Мне просто повезло… Что происходит, Монк? Я в кулуарах никого, кроме вас, не знаю. Вы должны мне помочь.

— Ну, не знаю…

— Монк, Либерман действительно был Панглоссом?

— Право, я не могу…

— Давайте начистоту, Монк. Хоть раз в жизни.

— Ну ладно. Начистоту. Да, был.

— Тогда почему за мной продолжают охотиться? Не могу понять. Я хотел убить нациста, который предал Макса и операцию «Преторианец», и предателем оказался Либерман… Но Сцилла говорит, вы знали Либермана, она говорит, он ей говорил, что он британский агент. Мне не очень-то нравится картинка, которая складывается… Я хочу только выбраться из лабиринта. Монк, все это мне не по силам, я уже убил двоих, а теперь…

— Двоих?

— Да, двоих.

— Так вы признаете, что убили Коллистера? Ну что ж, признание облегчит вашу душу. Но мы все знали, знали о вас и о бедняжке Коллистере. В том пабе двое опознали вас по фотографии, сказали, что вы весь вечер с ним проговорили. Только это все ни к чему. Вода утекла, понимаете? А теперь вы убили Стефана Либермана… Похоже, вы представляете угрозу обществу, старина.

— Нет, теперь я убил психа с винтовкой, который хотел убить меня. Не морочьте мне голову, Монк. Либерман работал на вас? Или на нацистов? Вы хоть знаете? Да или нет? Хоть кто-то знает, что за чертовщина творится? Монк, я дошел до края — хватит с меня стрелков, метящих в меня из ружья… Монк, я вас не обвиняю…

— Весьма великодушно с вашей стороны, старина.

— Но если вы мне не поможете, я готов потянуть за кое-какие ниточки. Могу обратиться прямо к Черчиллю. Может, мне так и следует поступить? Он меня поймет, не правда ли? Он был там, это он ввел меня в операцию «Преторианец», после чего все и пошло не так. Возможно, вам так будет проще? Если я начну с самого верха? Только ждать я уже не могу. Все должно кончиться сегодня.

— Роджер, послушайте меня внимательно. Вы позвонили среди ночи, и ждал я не вашего звонка. Мне надо привести котелок в порядок — так, что будем делать? Ну, прежде всего, нельзя допустить, чтобы вокруг вас шлялись оборотни-убийцы. Так что старина Монк быстренько садится в самолет и захватит с собой вооруженную охрану, чтобы прикрыть ваше возвращение. Как это вам?

— На слух просто отлично, дружище.

— О Черчилле забудьте. Окажется, что он представления не имеет обо всем, что с вами было и происходит теперь. Я очень скоро буду у вас. И смогу заполнить несколько белых пятен в вашей картинке. Насчет того, что вам пришлось убить Коллистера, Либермана и этого ночного гостя не беспокойтесь. — Он хихикнул. — Идет война, а война, как я слышал, это ад. Но, с другой стороны, постарайтесь, пожалуйста, никого больше не убивать. Хорошо? А то это может превратиться в дурную привычку. Впрочем, отдаю вам должное…

— Это вы о чем?

— Ну, вы опасный человек. Убийца. Боже милостивый, сам я в жизни никого не убил. — Он помолчал. — Вы меня дождетесь? Мы с вами во всем разберемся.

— Я хочу покончить с этим, Монк. Совсем покончить. Все это слишком затянулось. Я понимаю шутки, Монк, но эта уж успела состариться.

— Я начинаю собираться, как только положу трубку. И, Роджер, перестаньте беспокоиться. Даю вам слово, все кончилось. Я нутром чую.

Роджер прошел в кладовку и достал с полки в шкафу старый «Уэбли». Пистолет принадлежал Максу Худу. Годвин случайно наткнулся на него, когда отдыхал здесь после госпиталя. Тогда он смазал его и пострелял в цель на равнине. Дьявольский пистолет. Жуткая отдача, и консервную банку разносит в ошметки. Сейчас Годвину хотелось иметь его под рукой. Хотелось быть наготове. Это оружие предназначалось для убийства. Ни для чего другого.